Русский путь братьев Киреевских. В 2-х кн. Кн. II. А. Малышевский
“Все жители различались только по своим занятиям, равно доступным для всякого, а в политическом, гражданском отношении были равны между собою…”
Совершенно справедливо, но именно потому, что у нас не было ни победы, ни покорения, те же коренные основы гражданского быта остались и в продолжение всей нашей истории; а если бы завоевание и покорение, как Вы прежде говорили, было, но не вдруг, а мало-помалу, то совершенно в той же соразмерности происходил бы мало-помалу и перевес покорителей над покоренными, образовались бы сословия благородных и рабов. Вы, кажется, предполагаете, что это завоевание довершилось через 200 лет, то есть при Ярославе; но Вы же сами говорите, что в “Правде” Ярослава за русина и словенина совершенно одна пеня и что, следовательно, они имели одинакие права. А в позднейшие времена еще яснее видно, что этого различия в правах вовсе не было.
6) “Земля у нас осталась, как прежде, в общем владении народа, под верховною (отвлеченною) властью князя…”
Опять ясное доказательство, что ничего не было похожего на завоевание, ни на внезапное, ни на постепенное, и что призвание и завоевание не только не были близки одно к другому, но были прямо одно другому противоположны. Отсутствие личной земельной собственности, а принадлежность земли целой общине (деревне или городу), которая распоряжается ею на мирской сходке, – одно из коренных отличий всех славянских народов, совершенно не совместное с завоеванием; оно у нас не только не нарушалось от призвания варяжских князей, но, как известно, и до сих пор существует.
Эти два изображения одной и той же эпохи истории мне кажутся совершенно несовместимы. Вы сами главное отличие нашей истории от западной полагаете в том, что у нас не было завоевания; Вы признаете, что наш народ призвал варяжских князей добровольно, что он остался совершенно свободен, как был, что не были нарушены ни его собственность, ни его права гражданские и что все отношения призванного князя к народу ограничивались тем, что он был народу защитник и судья, и то в случаях очень редких, – и в самом деле наши летописи137 об этом несомненно свидетельствуют»138.
В доказательство своей позиции о началах западноевропейской и русской государственности М. П. Погодин приводит факты различий самих элементов, ее составляющих. Так, «наш государь был званым мирным гостем, желанным защитником, а западный государь был ненавистным пришельцем, главным врагом, от которого народ напрасно искал защиты»139. «С народом у нас князь имел дело лицом к лицу, как его защитник и судья <…> за что и получал определенную дань»140, а на западе король был совершенно отделен от народа своими вассалами. «На западе король был обязан своим сподвижникам <…> помогавшим ему покорить землю, а наш князь не имел никаких обязанностей к боярам»141, которые находились в полном его распоряжении. Поэтому, в отличие от русских, «западные воеводы», составившие особый класс, многочисленное сословие, почитали себя почти равными
Источниками по древнерусской истории П. В. Киреевскому служили летописи (СПб., 1767; М., 1824; СПб., 1845), а также работы Матеевского (Historya prawodawstw stowian’skich. Warszawa, 1852), Шафарика (Slovenské Starožitnosti. 1837), Караджича (Сербский словарь. Вена, 1818), Карамзина (История государства Российского. 1816–1829).
Киреевский И. В., Киреевский П. В. Полное собрание сочинений в четырех томах. Т. 1. С. 256–257.
Погодин М. П. Параллель русской истории с историей западных европейских государств, относительно начала // Погодин М. П. Историко-критические отрывки. М., 1846. С. 64.
Там же.
Там же.