Труды и дни мистера Норриса. Прощай, Берлин. Кристофер Ишервуд
крепость, – сказал Артур, – в которую я, такой маленький и несчастный, должен отправиться совершенно один.
– Вспомните о Давиде и Голиафе.
– Что вы такое говорите. Боюсь, что нынче утром у меня с Псалмистом[22] мало общего. Я скорее чувствую себя жуком, которого вот-вот переедет паровой каток… Знаете, что забавно: я с самых ранних лет инстинктивно недолюбливал полицию. Меня раздражает покрой их мундиров, а уж эти немецкие шлемы – они не просто отвратительны, в них, знаете ли, есть нечто зловещее. Стоит мне только увидеть, как один из этих монстров заполняет официальную форму своим нечеловеческим, как в детской прописи, почерком, и у меня возникает странное такое чувство – как будто екает что-то внутри.
– Да-да, прекрасно вас понимаю.
Артур немного приободрился:
– Я очень рад, что вы сейчас со мной, Уильям. Вы умеете так близко к сердцу принять чужую боль. И в день своей крестной муки я не мог бы пожелать себе наперсника лучшего, чем вы. Полная противоположность мерзавцу Шмидту, который только и делает, что злорадствует по поводу моих несчастий. Ничто не может доставить ему большего наслаждения, чем если он вдруг окажется вправе сказать: «А что я вам говорил».
– По большому счету ничего особенного они с вами там не сделают. Это над рабочими они могут измываться как хотят. Не забывайте: вы принадлежите к тому же классу, что и их хозяева. Вам только нужно сделать так, чтобы они об этом не забывали.
– Я попытаюсь, – с сомнением в голосе сказал Артур.
– Еще коньяку?
– Да, пожалуй, не откажусь.
Вторая порция коньяку возымела эффект совершенно магический. Мы вышли из ресторана в тихое и влажное осеннее утро, смеясь, рука об руку.
– Смелей, товарищ Норрис. Думайте о Ленине.
– Боюсь, ха-ха, что меня скорее вдохновит маркиз де Сад.
Впрочем, атмосфера полицейской штаб-квартиры мигом его отрезвила. Со все большим и большим ощущением подавленности и страха мы вышагивали по бесконечным каменным коридорам с пронумерованными дверьми, сталкивались с чиновниками, несшими пухлые папки с досье на всевозможные преступления, нам то и дело указывали неверное направление и гоняли вверх-вниз по лестницам. Наконец мы оказались во внутреннем дворе, куда выходили ряды заложенных массивными коваными решетками окон.
– Господи ты боже мой, – застонал Артур, – боюсь, на сей раз мы сунули голову в такую западню, из которой нам уже не выбраться.
В ту же секунду откуда-то сверху раздался пронзительный свист.
– Привет, Артур!
Из-за решетки в одном из верхних окон на нас смотрел Отто.
– За что они тебя взяли? – весело прокричал он.
Прежде чем хоть кто-то из нас успел ответить, за спиной Отто появилась облаченная в мундир фигура и оттащила его от окна. Сценка получилась более чем краткой, однако успела произвести на нас обоих весьма удручающее впечатление.
– Кажется,
Распространенное наименование библейского Давида у западных христиан.