Труды и дни мистера Норриса. Прощай, Берлин. Кристофер Ишервуд
не вспомню. Во всяком случае, аппетита у меня все равно не было… Ах, Уильям, дорогой мой, это вы! Садитесь, прошу вас. Конечно, если вам не претит общество двух старых тюремных крыс. Мы с Отто как раз обменивались впечатлениями.
За день до того, как мы с Артуром нанесли визит на Александерплац, у Отто с Анни вышла ссора. Отто хотел дать пятнадцать пфеннигов человеку, который собирал деньги в фонд МАБ. Анни же никак не желала на это соглашаться «из принципа». «С какой, спрашивается, стати эти грязные коммунисты должны получать мои деньги? – сказала она. – Мне они, между прочим, тоже не даром достаются». Притяжательное местоимение вступило в противоречие с тем статусом и с теми правами, которыми, с точки зрения Отто, он обладал; он великодушно не стал обращать на это внимания. Но прилагательного он стерпеть не мог никак. Он влепил ей пощечину, «не сильную», как он нас уверял, которой, однако, хватило, чтобы Анни кувырком перелетела через кровать и ударилась головой о стену; от удара забранная в рамку фотография Сталина слетела с гвоздика и упала на пол; стекло разбилось. Анни стала всячески ругаться и плакать. «Будешь знать, как говорить о вещах, в которых ничего не смыслишь», – сказал ей на это Отто тоном вполне примирительным. Они вообще довольно часто ссорились из-за коммунизма. «Ты у меня уже вот где сидишь, – закричала тогда Анни, – ты и твои чертовы красные. Убирайся вон!» Она швырнула в него рамкой от фотографии, но не попала.
Тщательно обдумав всю эту историю в ближайшем Lokal,[23] Отто пришел к выводу, что пострадавшей стороной является он. Обиженный и злой, он стал пить Korn.[24] И выпил немало. Он пил до девяти часов вечера, а потом пришел со своей корзиной знакомый парень по имени Эрих, который продает крекеры, ходит по кафе и ресторанчикам во всей округе, передает весточки и разносит сплетни. Он сказал Отто, что только что видел Анни в нацистском Lokal на Кройцберге с Вернером Бальдовом.
Вернер был старый враг Отто: как политический, так и личный. Год тому назад он вышел из коммунистической ячейки, к которой принадлежал Отто, и вступил в местный нацистский штурмовой отряд. А к Анни он всегда неровно дышал. Отто, который уже успел набраться под самую завязку, сделал нечто такое, что трезвому ему никогда бы даже и в голову не пришло; он вскочил и отправился, один как перст, в нацистский Lokal. Двое полицейских, которые минуты через две после того, как он туда вошел, проходили мимо, вероятнее всего, спасли его от множественных переломов. Его как раз успели выкинуть оттуда во второй раз, и он собирался попробовать в третий. Полицейским стоило немалого труда его увести; он дрался и брыкался вплоть до самого участка. Возмущенные нацисты, естественно, тут же все переврали. На следующий день в их газетах этот инцидент принял форму «трусливого и вероломного нападения на национал-социалистический Lokal группы из десяти вооруженных коммунистов, девятерым из которых успешно удалось скрыться». У Отто в бумажнике была даже вырезка из газеты, каковую он с гордостью нам и продемонстрировал. До самого Вернера ему добраться так и не удалось. Как только он появился в Lokal, Вернер с Анни тут же ушли в заднюю комнату.
– Вот
Пивная
Хлебная водка