Как сломать себе жизнь. Кэт Марнелл
когда усатого бандита накачивают водой – там ведь так было? – и все его тело дрожит и трясется? А смотреть на это почти невыносимо? Вот каким это событие запечатлелось у меня в памяти. Вдобавок я еще и наблюдала, что из меня выходит, поскольку там была емкость, накрытая бумажным конусом с прорезью, и конус покосился. И я все видела собственными глазами.
Потом все закончилось. Я сидела в послеоперационной палате перед тарелкой с печеньем, которое там всегда дают, и рыдала. Громко. Просто неудержимо. Мне не верилось, что со мной такое случилось. Я была в ужасе. Меня по-прежнему трясло, словно насос все еще работал, вытягивая из меня внутренности. Кошмарная процедура. Очень жестокая. Больше похожая на убийство. Она и ощущалась как убийство. Долой политкорректность. Я честно рассказываю, что чувствовала тогда.
Мои рыдания начали действовать на других девочек. Медсестра выбежала и нашла маму. Та пришла и села рядом со мной.
– Ш-ш-ш… – проговорила мама, неловко похлопав меня по спине, словно я подавилась. Гребаная неловкость. Мама просто не знала, что делать.
Я все еще ревела, когда мы наконец вышли на парковку. Мы забрались в раскаленную от жары машину и несколько минут просто сидели. Видимо, мама ждала, пока я успокоюсь, но я продолжала плакать навзрыд на пассажирском сиденье. Наконец мама не выдержала. Она вышла и начала звонить по мобильному. Потом села за руль.
Когда мы приехали домой, там было пусто – будний день, примерно час пополудни. Слезы наконец иссякли. Я отправилась спать. Когда проснулась, вокруг было темно. Пахло кровью. На тумбочке возле кровати лежала маленькая оранжевая пластиковая бутылочка с несколькими таблетками. Я прочла этикетку: ксанакс. Ниже значилась фамилия врача, выписавшего рецепт. Это был мой папа.
Глава пятая
Я-то полагала, что аборт во втором триместре беременности был вишенкой на торте самой несчастной юности всех времен и народов, но, как оказалось, это почетное звание принадлежало письму из колледжа Барда, уведомлявшему меня о том, что мое имя более не фигурирует в списках поступивших. Меня не то чтобы исключили из вуза через полтора месяца после поступления – меня выпихнули еще до того, как я вообще там появилась. Упс.
Дома мне было не по себе, и это еще мягко сказано. Я ждала, что папа поможет мне, но так и не дождалась. Наоборот, он со мной не разговаривал и вообще меня не замечал – а так было даже хуже.
Так что я при любой возможности пыталась смыться из дома. Каждое утро я с облегчением отправлялась на метро в подготовительную школу Эмерсон в районе Дюпонт-Серкл. Ее даже школой не назовешь – просто несколько аудиторий в обычном городском здании. Сплошное недоразумение. Ученики курили на крыльце травку; и всем было плевать. Обучение в Эмерсоне оплачивалось поурочно (именно там я наконец-таки получила аттестат зрелости); соответственно, она была под завязку набита богатенькими изгоями, которых вытурили из Сент-Олбанса и Джорджтаун-Дэй[34].
Я отлично
Элитарные вашингтонские школы.