Эпидемия безбрачия среди русских крестьянок. Спасовки в XVIII–XIX веках. Джон Бушнелл
rel="nofollow" href="#n225" type="note">225. Как и Владимир Орлов, многие владельцы крестьян понимали, что, устанавливая выводные на уровне или выше растущей рыночной цены бракоспособной крепостной девки, они не остаются в убытке, когда женщины выходят замуж в чужие владения.
К 1800-м гг. многие помещики были нацелены на извлечение максимума прибыли из замужества крепостных на сторону, и Шереметевы более откровенно, чем кто-либо. Из шереметевских отпускных грамот первой половины XVIII в. видно, что Петр Борисович (1713–1788) взимал тогда либо номинальный вывод, либо вообще никакого, а уже в инструкциях, разосланных по его многочисленным имениям в 1764 г., вывод устанавливался, в зависимости от зажиточности двора, на уровне 10, 20 или 30 рублей; 20 и 30 рублей значительно превышали тогдашнюю рыночную цену бракоспособной крепостной девки. Более того, если хозяйственная деятельность девкиного отца приносила больше 500 рублей в год, она не могла уйти без личного разрешения барина226. Понятно, что в таких случаях он назначал особую цену.
Николай Петрович Шереметев, вошедший в наследство с 1788 г., поднял на следующий же год обычную ставку до 40, 80 или 120 рублей, а в 1790 г., как минимум в своих вотчинах на севере Центральной России, где многие из его крепостных занимались не сельским хозяйством, а ремесленным и торговым делом, – до 100, 150 или 200 рублей. В 1796 г. он объявил, что будет лично определять выводные для дворов, чье состояние перевалило за 1000 рублей. С другой стороны, в том же году он установил более низкий тариф для своих пахотных крестьян – 40, 80 и 120 рублей, а бедным дворам, по крайней мере в Вощажниковской вотчине Ростовского уезда, которые жаловались на бремя других поборов, разрешил рассчитываться пряжей и холстом. В 1800 г. он отменил плату натурой и – по меньшей мере в торговых селах – снизил денежную ставку для беднейших дворов до 50 рублей, подняв при этом до 200 рублей ставку среднезажиточным дворам с капиталом от 500 до 1000 рублей и оставив за собой решение, сколько брать с богатых дворов. В 1803 г. он увеличил выводные для пахотных крестьян до 100, 150 и 200 рублей; если бедный двор не мог собрать минимальной платы, им можно было все же выдать своих дочерей на сторону на взаимообразной основе, но только с его личного одобрения227. Когда же богатейшие дворы выдавали своих дочерей в чужие руки, ему случалось в отдельных случаях истребовать тысячи рублей. По вступлению в наследство в 1809 г. Дмитрий Николаевич Шереметев сохранил ту же шкалу расценок и ту же прерогативу определять размер платы для особо богатых228.
Шереметевы вполне сознательно обратили замужество своих крепостных на сторону в существенную статью дохода229. С другой стороны, и в XVIII, и в XIX вв. они позволяли девкам из обнищалых (по информации выборных и бурмистров) дворов выходить замуж на сторону безвыводно230. Лишь в редких случаях запрещали они замужество на сторону – как, например, в 1834 г. двору в Вощажниково, чья задолженность по оброку была больше минимального сторублевого выводного. Эти деньги лучше пустить на оплату долга, распорядилась вотчинная контора, проявив таким
РГАДА. Ф. 1287 (Шереметевы). Оп. 3. Д. 555. Л. 9, 11, 21, 49–50;
К вопросу об очень высоких ставках выводных:
Щепетов (Крепостное право. С. 210) утверждает, что в 1814 г. Дмитрий Шереметев собрал в общей сумме 7800 рублей выводных (в три других года еще меньше), но это наверняка недооценка. Щепетов насчитал всего 25 женщин, вышедших замуж из шереметевских в чужие владения за период с 1818 по 1850 г. В 1834 г., однако, из одного только Вощажниково были отпущены в замужество 8 или 9 женщин (РГАДА. Ф. 1287. Оп. 3. Д. 1217. Л. 1–68). В 1840 г. как минимум 10 женщин из Вощажниково получили вольную для замужества (других отпустили, возможно, по другим причинам) (Там же. Д. 1837. Л. 1–62).
В 1771–1772 гг. по меньшей мере с девяти отпущенных на сторону вощажниковских невест не было взято выводных: РГАДА. Ф. 615. Оп. 1. Д. 9205. Л. 10 об. – 11, 16–16 об., 22 об. – 23; Д. 9207. Л. 9–9 об., 28–29 об., 39–39 об., 70–70 об. В 1837 г. четырех женщин отпустили из Вощажникова безвыводно: РГАДА. Ф. 1287. Оп. 3. Д. 1217. Л. 4–12, 21–28 об., 44–48, 57–63. В 1848 г. как минимум пять женщин были отпущены из Вощажниково без уплаты вывода: Там же. Д. 1837. Л. 5–9, 21–25, 28–30, 31–35, 36–38.