Тепло любимых рук. Денис Ахалашвили
неслись вниз по улице под теплыми веселыми струями к берегу реки, возле которой жили. По мокрой и скользкой траве они скатывались прямо на плотик, на котором в ясную погоду женщины стирали белье, а они ловили плотву и подлещиков. Большие рыбы не боялись шума от стирки, потому что своими половиками тетеньки поднимали со дна всякую муть, а вместе с ней вкусных личинок, которых большие рыбы очень любили. А в грозу женщин не было. И вообще никого не было. Только двое мальчиков, сверкающие без передышки молнии, грохочущий тысячью орудий веселый гром и теплый, как молоко, дождь. Они с разбегу бросались в воду – в одежде и обуви, снимать которые не было никакого смысла. Гроза радовалась им сквозь раскаты грома, резвясь и играя, смывала все условности, оставив только одну пронзительную радость и невероятное чувство свободы, от которой хотелось кричать. И они кричали, но в грохоте громовых раскатов не слышали собственных голосов, отчего становилось только веселей. Сверху была вода, снизу была вода, а посередине слепящий белый свет и мальчишки, орущие от радости и бескрайнего счастья.
Вдоволь нарезвившись, гроза уходила, оставив за собой голубое прозрачное небо и умытый город, где уже завтра распустится свежая ярко-зеленая листва. В это время друзья сидели у Женьки на веранде, переодетые и тихие, пили чай, заваренный Женькиной мамой, и смотрели, как по улице несутся шумные ручьи и первые лучи солнца отражаются в их мутной беспокойной воде. Разговаривать не хотелось. Это было время, когда слова были не нужны. А о чем еще говорить, когда и так ясно, что счастье в жизни есть! А иначе зачем все это?
А потом Сашка стал взрослым, и была в его жизни другая гроза, и эту грозу он нашел в самом тихом на земле месте, какое только можно придумать, – в церкви в деревне, где когда-то жили его дед и бабушка и куда он приехал креститься. Православие только с виду кажется тихим. Но тот, кто без оглядки пускал его в свое сердце, знает, как старый привычный мир потрясался до основания, омываясь чистыми животворящими струями, падавшими из сверкающего Неба, откуда проповедовали Евангелие святые, пророки и мученики под знаком креста.
Когда он переступил порог храма, казалось, забытые навсегда детские воспоминания о замечательной жизни, свободной от серых условностей и порядков, когда мальчишками они как сумасшедшие бегали под дождем, наслаждаясь радостью и свободой, вдруг заполонили его сердце. Как тогда гроза неожиданно накатывала на сонный город равнодушного сердца, и словно гром среди ясного неба потрясали его слова молитв, происходило чудо, проливался дождь из горьких и одновременно радостных покаянных слез, от которых сердце вспыхивало дерзновением и надеждой. Его охладевший безрадостный дух вновь воспарял, плечи расправлялись, и все, что вчера казалось безнадежным и невыполнимым, становилось вновь важным и правильным. Жизнь вокруг снова расцветала свежими чистыми красками, и снова, как когда-то в детстве, он готов был встретить ее со всеми невзгодами