Тепло любимых рук. Денис Ахалашвили
они сели к столу, подняли бокалы, выпили, закусили настоящей мужской едой, улыбнулись – и тысячи разделяющих их километров пропали бы, и остались только любовь, радость и грузинское вино на столе. Когда дедам удавалось встретиться, они устраивали такие застолья, что любо-дорого!
Мой русский дед по материнской линии, деда Витя, с шести лет ходил в поле за скотиной. С тринадцати уже работал в грузовой артели на станции. Когда началась война, ему было семнадцать. Отец и его старший брат, дядя Коля, ушли на фронт. Мать строго запретила ему даже думать о том, чтобы воевать. Он был за старшего, она поставила условие: обеспечить семью пропитанием (тетя Миля только родилась, тете Шуре было четыре, а тете Марии семь). Они жили бедно, и если что, просто умерли бы с голоду.
Дед устроился в колхозе помощником на комбайне. Их бригада работала день и ночь, и за перевыполнение нормы им давали зерно на руки. Ударным трудом он сумел заработать пол-амбара зерна, потом подделал свидетельство о рождении, приписал пару лет и ушел защищать Родину. Совершеннолетие дед встретил на передовой. После взрыва бомбы он стал инвалидом. Отлежал в госпитале, подлечился, окончил школу сержантов-минометчиков и снова пошел бить фашистов. Воевал в Восточной Пруссии, брал Кенигсберг. После войны был депутатом в Москве. Из столицы дед привозил мне тульские пряники в коробках и шоколадки «Аленка». У них с бабушкой, работавшей начальником цеха мороженого на молокозаводе, была простая двухкомнатная квартира в панельной пятиэтажке, которую дед получил как инвалид войны. Старая мебель шестидесятых годов, но очень чисто. А как любили собираться у них гости за столом! Пели песни, играли в покер, нарды и шахматы. До утра могли играть. К четвертому классу я с легкостью выигрывал в любую из этих игр у старших пацанов во дворе. По сравнению с компанией за столом у деда это был просто детский сад.
Дед по отцовской линии, грузин деда Миша, ушел на войну по мобилизации. В первый же год во время выхода из окружения был тяжело ранен и попал в плен. Сначала его отправили в Польшу, на завод, откуда он через полгода устроил побег. Его поймали. Вывезли в Италию. На какую-то ферму. Он снова бежал. Его поймали. И отправили в концентрационный лагерь в Германию. До лагеря он не доехал и снова бежал. Дед вернулся домой после Победы, когда на него уже пришла похоронка. Где-то в Европе он угнал отличную пару породистых лошадей с повозкой на рессорах и резиновыми колесами. На этой повозке он и вернулся домой. Сразу поехал к своей возлюбленной, с которой познакомился до войны, моей бабушке Тамаре. «Где моя невеста? Заберу ее!» Родители спрашивают: «А где жить будете?» Он им говорит: «Это наше дело». И забрал бабушку. Дед выкопал в лесу землянку, и, пока строил дом, они с бабушкой жили в этой землянке. Дед рубил в лесу дрова и возил их на повозке в Тбилиси. Ну и на разные стройки подряжался. Ему тяжело было работать – в плену его за побеги пытали, и у него на обеих руках мизинцы и безымянные