Поэты и революция. Коллектив авторов
крещёные,
По законам божьим жили,
Нам удавочки кручёные
Заготовят в псовом мыле.
Казнь страшна не пыткой вычурной,
Не топорной смертью близкой,
Жалко, батюшка нас вычеркнет
Из своих заздравных списков.
Снеговой водой обмытые,
На полу лежим бетонном.
Притомились наши мытари,
В уголочке курят томно.
Мы уходим в небо.
– Вот они! —
Закричат псари вдогонку.
И по следу псы да вороны —
Наш эскорт до алой кромки.
Я не плачу, мне не плачется —
Запою у края тверди.
Исполать тебе, палачество,
За моё презренье к смерти.
Мы лежим в земле.
Жнивьё
По краям погоста.
Помню: словно вороньё,
На селе матросы.
До утра рядил ревком,
Утром за обозы
Нас поставили рядком —
Битых, божьих, босых.
Треск от выстрела, другой…
Вразнобой, не скупо.
Покачнулся голубой
Церкви нашей купол.
Полон алою слюной
Рот, и привкус солон…
Прокатилось шестерней
Времечко по сёлам.
В России снова Бог распят,
Лесину выбрали сырую.
То гегемон, то супостат,
Сменив друг друга, озоруют.
Другими стать не сможем мы.
Сад вымерз, поле одичало.
«Не зарекайся от сумы» —
Вполне реально зазвучало.
Когда входил я в нищий круг,
Снежок над папертью кружился…
Уже мой самый близкий друг
В могиле ранней пообжился.
Это ж надо так влюбиться,
Разорвать безвестья клети,
Чтоб в таком краю родиться
И в такое лихолетье!
Даже родинка в предплечьи —
След стрелы на теле предка.
Говорят, что время лечит,
Остаётся всё же метка.
Мы другой судьбы не чаем,
Хоть беду, как зверя, чуем.
Этот выбор не случаен
И отчаянностью чуден!
Мы, как в «яблочко», попали
В век, где бед, что звёзд и чисел.
Самый светлый здесь в опале,
Самый честный – беззащитен.
В Райском саде, где тревожит
Тишину лишь птица Сирин,
Затоскует Матерь Божья:
Как там сын её в России?
Начинался с первых стачек,
Где печатник рядом с прачкой,
Век наш лагерный, барачный,
С беломорской тяжкой тачкой.
Список жертв, что будет спущен
Пятилетним грозным планом,
Намечался в громе пушек,
На заре аэропланов.
Пролетали пролетарии
Над полями, в дымке таяли.
И крестилися крестьяне,
Птиц не зная окаянней.
– Хлеб припрятали, кажись,
А казна с прорехою!
Конец