Второе пришествие. Владимир Моисеевич Гурвич
но при этом согласен почти с каждым его словом. Разве у нас не диктатура, разве у нас государство не покровительствует коррупционерам и совершает много других отвратительных вещей. Да мы с вами ни раз говорили на эти темы. А церковь все покрывает своим авторитетом. Ни разу не осудили ни президента, ни правительство.
– Да причем тут все это, Марк! Мы разве сейчас говорим про государство или про церковь. Я пекусь только об институте. Если его закроют, без работы останется почти сто человек, прекратятся важные исследования. Тебе ли этого не знать. Мы все равно ничего не изменим в этой стране. Но, если сохранимся, можем пролить немного света на окружающую нас тьму.
– Став тьмой самим. Если помножить тьма на тьму, будет лишь непроницаемая тьма. И ничего другого.
Варфоломеев в отчаянии взмахнул руками.
– Это демагогия. А я думаю лишь о том, чтобы спасти институт. Все остальное оставляю на потом. Я обращаюсь тебе, Марк: я много сделал для тебя, сделай и ты что-то для меня.
Введенский почувствовал, что попал в западню. Отказать Варфоломеева он по многим причинам не может, но согласиться с его просьбой – тоже. И дело не только в том, что в этом случае он поведет себя нехорошо по отношению к Бурцеву, но и в том, что он предаст самого себя. Он полностью разделяет мнение друга о режиме, другое дело, что не согласен вести с ним непримиримую борьбу, на что нацелен Дмитрий. У него другое предназначение. И еще есть одна причина; из головы не уходит мысль о том, как отнесется к его поступку Иисус. В свое время он не пошел на компромисс, за что и был распят. Самое печальное во всей этой истории – то положение, в которое угодил Варфоломеев. Ему не позавидуешь.
– Александр Георгиевич, я понимаю, что все очень плохо, но я сейчас ничего не могу обещать. Извините меня. Если у вас ко мне нет других дел, я пойду.
– Других дел нет, – потерянным голосом произнес Варфоломеев.
14.
Разговор с Варфоломеевым сильно расстроил Введенского. Он не ожидал такого поведения от своего учителя. Он всегда считал его сильным, уверенным в себе человеком, убежденного в правоте того, что делает. В свое время Варфоломеев пробил создание института, для этого требовался огромный напор, смелость, убежденность в необходимости такой организации. Все это у него имелось в наличии, потому то он и добился успеха, хотя почти никто не верил в такую возможность. В том числе и он, Введенский. Он старался по-возможности перенимать у Варфоломеева эти качества. Во многом, подражая ему, он и принялся за свою книгу. А теперь этот человек сломлен. И для этого оказалось достаточным всего одного звонка из администрации президента. Не слишком ли легко директор сдался? Или он ничего-то не понимает и на самом деле это серьезный повод для капитуляции?
Введенский вдруг испугался. А если так же сломают и его? Пока за него по-настоящему еще не принимались, разве только отец с братом пытались добиться от него раскаяния и отречение от того, что он написал. А если позвонят из администрации президента, патриархии, ФСБ? Как он поведет себя? Не так-то просто устоять против такого давления. Теперь он это лучше понимает.
Невольно