Эрис. Фила всадников. Марат Байпаков
статуи, отстранённой от мирских дел, – …жеребцов места родные. Возможно, тебе, Мегиста, поместье Полидама понравится. Ухоженное, богатое, в садах благоухающих. Там твой муж отличился. Как отличился? Сейчас расскажу…
Два «жеребца» не стали обижаться на прозвище, Мегиста мило улыбнулась и отвернула лицо к морю, пытаясь подавить смех.
– У гостеприимного Полидама я частенько гостил в детстве. Там наглым жеребцам от меня ух как крепко доставалось. – Мирон потёр кулачища. Мегиста с трудом взвесила на ладони кулак Мирона. – Иногда они побеждали меня, но только потому, что жеребцы были в большинстве. Гермократ так понравился Полидаму, что попечитель превратился в исполнителя желаний. Что бы ни попросил деточка – отказа нет. Видишь ли, мой Протагор, у Полидама нет сыновей… Сгинули сыновья с первой женой в бунте худых… изрубили их звери-мятежники… Три дочери у Полидама от второй жены. Полидам к жеребцам относится как иная любящая мать к своим собственным родным сыновьям. Привязался Полидам к двум наглецам чистой душой, а жеребцам хитрющим только этого и надо было! Гермократ – тот вообще с шеи Полидама не слезал. Спал, ел, играл – и всё на шее Полидама. Учитель, ты увидишь собственными глазами старика. Очень крутого нрава муж, предупреждаю, мой Протагор. Очень-очень прошу, Протагор, не спорь с ним. Полидам его и вон того жеребца-рысака, – Мирон пренебрежительно кивнул головой в сторону расплывшегося в улыбке от приятных детских воспоминаний Граника, – в город по праздникам возил на повозке, запряжённой лучшими быками с золочёными рогами, сплошь по телу в дорогущих лентах и при пышных венках из роз и фиалок. Напоказ прогуливал, сам же в лучших одеждах, умащённый, рядом с быками, в окружении флейт, чинно шествовал. Честь незаслуженную оказывал приёмным воспитанникам. О-о-о! Право же, такое стоило увидеть! Зрелище по пышности было ещё то!
Понимаешь, Протагор, мне в наивном детстве опекун Полидам казался каким-то ужасно свирепым ночным духом. Глупость, конечно, малолетняя! У него на лице чудовищный шрам от меча. – Мирон провёл наискось ребром ладони от правого виска, через нос до шеи. – Память о мятеже худых. Боялся жутко я Полидама. Крепкий муж, выше меня, ка-а-ак выпучит страшно-страшно зелёные глаза, шрам сложится поперёк лица, и передо мной – нет, не человек – ну прямо вылитый… грозный дух ночи!
Протагор сдержанно улыбнулся. Мегиста тихо засмеялась.
– А мне тогда, развесёлая Мегиста, было не до смеха. – Мирон помахал перед собой ладонями. – Как Полидам гаркнет оглушительно – у меня аж поджилки от страха сводит и в животе холодеет. Казалось мне – раз! – и откусит голову Полидам, съест быстренько заживо, а костями костёр растопит. Всё – нет больше Мирона. Никто и не сыщет моих бренных останков! Я и сейчас, честно скажу, побаиваюсь опасного старца. – Мирон поиграл могучими плечами, словно от пронизывающего холода. Присвистнул – отогнал воспоминания в колючие придорожные кусты.
– Так