В двух шагах от горизонта. Владислав Люшаков
прочесть нечто в его глазах, – словно стараясь. Так они смотрели в глаза друг друга, а мужчины на них.
"Ты не был таким в классе".
Мы все не были такими. Казалось, что не были, потому что видели мир детскими глазами и не знали, кто мы есть. Вот и Коля не был, гонял в футбол и еще там во что со всеми, и даже тискал девчонок на последней парте, тех, которые уже не могли скрыть эти половые признаки, раннего созревания, тогда как остальные могли продолжать носить свои белые и черные фартушки без выточек, а на уроке играл в «очко» на деньги на каком-нибудь учебнике между сиденьями, пока не стал начальником участка на производстве у главного инвестора, заместителем директора по какой-товой части, в то время когда Кося сначала тоже не был таким, пока он готовился к вступительным экзаменам в универ, а просто виделся иногда с его Таней, которая всё еще как будто желала, хотя уже и не так экзальтированно, впрочем, как и он, и они, удовлетворенные обоюдным юношеским порывом, продолжали играть во взрослую любовь, подпитывая собственные чувства, поддерживая химическую реакцию для будущих ощущений. Знал ли кто в классе об этой комбинации? – нет, пожалуй, ибо многие тайны появлялись на свет уже много позже, когда и альбомы выпускников едва ли возможно было найти в затхлом прошлом.
"Мы с Сашей проводим. И посадим в такси. Как знать, может, это последняя встреча для всех нас. Или не для всех".
Она как будто успокоилась и принялась собираться.
Или ненавижу. Но без любви. Не знаю, что это такое. Пожалуй, точно – из психоанализа, а не… и только про женщин. Он потянулся, приближаясь, потянул носом запах вокруг нее, но никакого бергамота не было, кроме сигарет и духов, почти неслышимых, но и не опасных.
"Мне тоже пора". Дернулся и Николай.
Телефон зарядился.
– Телефон зарядился, – а ты лежи, я тебе подам.
Женщина принесла телефон.
– Что там? – спросил он, прислушиваясь.
– Тяжко, но пока держатся. Но если надавят, снесут всю площадь. Никто не спасется.
Рядом заворочались. Забормотали. Женщина всё никак не уходила, переминалась с ноги на ногу.
– Ты пока без памяти лежал, тебе звонок был.
– Кто? – в виски ударило током.
– Жена. Я же не знала, что ты донецкий, думала – местный, приедет, успокоится.
– Успокоилась?
– Сейчас знаешь, сколько людей пропало и никаких известий? – Как всё началось? Моего сына два дня не было, телефон отключен. Что я пережила! Ты не знаешь.
– Нашелся?
– Явился. Они с друзьями мальчишник устроили. Пили трое суток безвылазно. Но зато цел. А то он у меня задира, натворил бы бед. Уж лучше так – похмелится и придет в себя.
– Я выйду.
– Ты не обижайся, может, не надо было говорить – волноваться теперь будет. Но я ее успокоила…
– Спасибо.
Он попытался встать, но тут же опустился на место. Сил не было, при этом голова оказалась неимоверно тяжелой.
– Проснись.
Он открыл глаза и увидел над собой Лену, которая поддерживала его голову холодными руками. Холод исходил от нее, щеки ярко горели от резкого