Струги на Неве. Город и его великие люди. Виктор Кокосов
Потёмкина и Пушкина. Но трогать их воспрещалось под страхом смерти! Лишь люди Челищева иногда рисковали забижать местных, но их ждала кара неминуемая – жалобы на паскудников уже были поданы как воеводе Пушкину, так и князю Голицыну, и даже на Москву! А те всё продолжали своевольничать! Вон и поповича в гребцы б забрали, не вмешайся стольник!
С юных лет полюбивший чтение и льнувший к отцову куму – дьяку посольского приказа Фёдору, Потёмкин в мечтах от имени царского правил великие посольства в заморских странах, добивался выгод премногих для своего государя. Потому и расспрашивал учёнейшего человека Фёдора о старинных делах посольских, договорах с соседями росейскими – и дьяк охотно беседовал с любознательным отроком, а потом даже стряпчим его к себе в приказ пристроил. Тут уж отвёл душу дворянский сын Пётр Потёмкин! С дозволения дьяков читал старые трактаты, свёл дружбу с толмачами и начатки нескольких языков изучил, с грехом пополам латынь усвоил. И когда он, младший сын в семье, был пожалован в царёвы стольники – казалось, путь к делам посольским открыт.
Ан нет! Внимательный к своему окруженью, молодой царь Алексей Михайлович заметил верность зрелого мужа Петра Потёмкина, его неукоснительное исполнение любой царской воли, ревностное служение своему государю – из чести, не за злато! И решил его по воинской надобности употребить. И ведь не ошибся! Под началом князя Ромодановского стольник прекрасно дрался с поляками и даже взял град Люблин! Возможно, проснулся в нём глас крови: Потёмкины-то пошли от шляхтича Потембы, отъехавшего на Русь лет полтораста назад. А в Речи Посполитой, так уж повелось, каждый шляхтич с рожденья воин!
Вот и ныне получил верный слуга царёв Потёмкин под своё начало отряд для войны со шведом в Ижорской земле. Волен в своих решениях, и никто его не одёрнет – новгородский воевода князь Голицын понимает: на месте стольнику куда видней, чем ему из древней русской столицы или князь-боярину Милославскому из Москвы. Но и спрос будет велик!
Потому каждый свой шаг обдумывает воевода, потому и с Пушкиным уговорились гонцами обмениваться, потому и многих бегущих от шведа сам подробно расспрашивает в надежде узнать о противнике ране неведомое.
Ведомо было Потёмкину, что народ православный, нежданно-негаданно для него оказавшийся полвека назад под шведом, начал утекать в Росею ещё до того, как в Стокгольм свиток с текстом Столбовского мира доставили. И по договору сему русские должны были беглецов шведам выдавать. И случалось такое, но… редко и без особого усердия. К тому же крестьяне часто укрывали беглецов, а власти особо и не старались их разыскивать. Да, официально издавались грозные указы не принимать перебежчиков, но в то же время из Москвы устно намекали: в сем деле не усердствовать.
«Щас, выдадим вам, нехристям, православных, – зло пробурчал под нос Потёмкин, и Яхонт скосил глаз на хозяина: уж не бредит ли? А всадник продолжал размышлять. – Вота ведь какое дело! После Столбовского мира крестьяне лучше дворян оказались. Те, не желая терять имения, Бога забыли, в лютеранскую веру подались,