Собрание сочинений. Том 6. Евгений Евтушенко
предательским штампом: «Гонконг».
Какой-то покрытые сыпью
и с гривами, словно мазут,
подростки индейские – хиппи
чинарики чьи-то сосут.
Индейских костров над горами
не видно и нет лошадей.
Лжепламя, лжепламя, лжепламя
в золу превращает людей.
И, мимо чумных кадиллаков
себя по шоссе волоча,
куда ты бредешь, индианка?
Ты в гости? Ты ищешь врача?
Кричат, тормозя, моточерти:
«Куда тебе? Мы подвезем…»
«Я к смерти, сыночки, я к смерти…
Меня подвозить не резон…»
И все-таки, смерти помимо,
в старухе, бредущей бочком,
мерцает почти что незримо
какая-то цель – светлячком.
И все-таки от милосердья
отказывается в пути,
и все-таки ей перед смертью
куда-то, а надо зайти.
На полуанглийском так странно
бормочет в долине теней.
Орлиные перья тумана
покачиваются над ней.
Глядит на жалетелей сухо,
придумав от горя дела,
и не понимает старуха
того, что давно умерла.
Второй фронт
Мы ждали второго фронта,
мы ждали второго фронта,
мы ждали второго фронта,
а он был так занят: «Дела…»
Притворно ленивый хитрюга,
он был непохожим на друга,
когда наша русская вьюга
в степях отпевала тела.
И фронтик второй, словно франтик,
примеривал траурный бантик.
Он был не солдат – интендантик:
в бою помогают не так.
Мы были мальчишки, девчонки,
и липкие банки тушенки
из бабушкиной кошелки —
с Америкой первый контакт.
Ни роты, ни взвода хотя бы…
В Атлантике, видно, ухабы.
Ну что ж, – партизанили бабы
и шли в плугари, в косари.
Мальцы над железною стружкой
и с тяпкой – нелегкой игрушкой:
вот кто был Америкой русской
и фронтом вторым изнутри!
Но все же под криком совиным
мальчишки по старым овинам
играли с Гекльберри Финном,
который, что кореш, был свой,
и если бы сложности века
зависели только от Гека —
был раньше бы фронт второй!
Но, к небу оружье вздымая,
друг друга к сердцам прижимая,
два фронта встретились в мае!
Казалось – над Эльбой сидят,
как ангелы, русские дети,
и американские дети —
всего человечества дети! —
на мокрых погонах солдат.
Был общий наш май искорежен,
холодной войной приморожен,
в такой холодильник положен,
чтоб снова – ни-ни! – не расцвел.
Запрятанный, как в Заполярье,
затянутый пасмурной хмарью,
он после подернулся гарью
вьетнамских