Беспризорники России. Валентин Солоухин
все об этом размышляли, чувствовали это. Инстинкт, внушение, а за этим лестничная иерархия. Главное – оттолкнуть человека от его земного предназначения, лишить разума, культуры, в крайнем случае – увести от классического понятия этой культуры, ибо за этим понятием, за классикой – тысячелетия, великое развитие и достижения человеческой мысли. Власть у человека – дорога в золотой век, власть у дьявола – путь в преисподнюю.
На сугробах, чистом, снежном плате – ни следа, обездоленный войной городской житель, обречённый на безделье и выживание, не торопился покинуть жилище. На улице его ждала ещё более жесткая неопределённость, чем в неуютном холодном жилище.
Разного рода информация проникла в сознание невесть откуда и каким путём. Дети узнали, что тётушка с матерью ночью ходили к сараю старосты и унесли кожу забитой коровы. Это из неё они сварили холодец. Все, за исключением Нинки, кушали, и никто не говорил о запасах еды; насколько хватит, но дети знали, они знали об очередном угоне молодёжи в Германию. Прошёл слух и о разгроме фашистов под Москвой. Понятно, что в присутствии детей взрослые не молчали о значительных событиях.
Когда идёт война, в которой после удачно проведённых операций намечается победитель, он забывает о человечности. Жестокость – это власть, а если эта война достигает больших масштабов, тут от победителя, кто желает выжить, не ждут милости, а предлагают ему свои услуги. Тут – держись народ побеждённый, слуги, случается, горазды на такие зверства, что хозяева содрогаются.
На нейтральной полосе, чтобы дети не погибли, мать прятала всех в погреб, прятала от мародёров еду, которую не стала бы есть дворняжка, просидевшая сутки на цепи. А они вот, завоеватели Европы, дети разных народов, шарили по квартирам и забирали всё, что им глянется, даже то, что не стала бы лопать собака.
Мать сумела увести малышей из того ставшего привычным ада, и они в новой обстановке. Живут вдали от выстрелов и взрывов, кушают сытно, в нормальной квартире. Каким вкусным ребятишкам показался холодец из кожи коровы. Они, конечно, не представляли опасности: мать и тётя Дуня пошли за кожей в сарай старосты. Он мог, если бы увидел, пострелять их. У него винтовка, немцы доверяют ему.
Вчера Валерка подслушал, что тётя Дуня с матерью собираются идти менять вещи на зерно или муку. Вчера они разложили содержимое сундука и решали, что возьмут из «добра» на обмен.
Он смотрел на улицу, на снег через окно и представлял начало недавнего пути из посёлка. Представлял, как мать и тётя Дуня пойдут по безлюдной степи к незнакомой деревне или селу – Розовка. О возможности этой Розовки принесли вести соседки, ходившие в те края.
Плохо, что выпал такой снег, не видно дорог… Ему пришлось отшатнуться от окна: по безлюдной улице вели какого-то человека – в фуфайке, шапке-ушанке и стёганых ватных штанах. Конвой приблизился, прошёл в нескольких шагах от окна, и малыш увидел не только лицо юноши, большие, беспокойно