Феликс и Незримый источник и другие истории. Эрик-Эмманюэль Шмитт
маленьких детей – явно хозяйских, алжирка в чадре, сидящая в скованной позе посетительницы, и европеец с аккуратно подстриженной бородкой, одетый как банкир, смотрели телевизор. Все пятеро молча пялились на экран, где какие-то придурки в тату и телки в шортах, говорившие с марсельским акцентом, осуществляли «свою американскую мечту» в Лос-Анджелесе.
Мама присела на краешек дивана, никак не реагируя на дебильную передачу, которую благоговейно смотрели другие посетители, а я ей завидовал – вот уж кто не ведал скуки, так это она. Время от времени профессор Кутубу заглядывал в щель между портьерами, отделявшими комнату от его кабинета, прощался с уходившим пациентом и вызывал следующего. После дамы из Магриба и банкира настал наконец и наш черед.
Он завел нас в полутемную комнату, завешанную покрывалами с какими-то странными узорами. Здесь горели только свечи. Все мы уселись на циновку.
Дядюшка Бамба изложил Мамину историю. После каждой фразы профессор Кутубу произносил: «Ну разумеется» – звучным низким голосом и с такой брезгливой миной, словно дядюшка наводил на него скуку столь очевидными истинами. Он держался до того высокомерно, что трудно было усомниться в его компетентности.
Когда дядя умолк, профессор Кутубу проворчал:
– Она не мертва. На нее навели порчу. Вот и все.
– Порчу?
– Да, порчу, и сделал это недоброжелатель с необыкновенно мощной аурой.
– И как же теперь быть?
– Я обладаю даром всевидения и даром целительства. Эти волшебные свойства передаются в нашей семье от отца к сыну. Кто, по-вашему, мог навести на нее порчу?
Мы с дядей недоуменно переглянулись.
– На Маму никто не мог держать зла.
– Феликс прав.
– Хотя… нет! Один человек вполне мог рассердиться на нее – господин Чомбе. Ведь Мама собиралась купить у него бакалею, когда он боролся с болезнью. И вот, в то утро, когда она сообщила ему о своем отказе, он потерял сознание – и баста…
– Баста? – повторил профессор загробным голосом.
– Баста… Он умер десять минут спустя, прямо в «скорой». Но я хочу уточнить: у него был рак легких в последней стадии.
Профессор Кутубу надул щеки, шумно выдохнул и почесал за ухом; вид у него был довольно мрачный.
– Можете не сомневаться: это он.
– Но ведь он умер.
– Никто не умирает! Особенно тот, кто разгневан. Он навел на нее порчу из потустороннего мира.
Дядя задрожал как осиновый лист и испуганно спросил:
– А вы можете ее снять?
Профессор Кутубу потер себе грудь, глядя мимо нас выпученными глазами, и ответил:
– Это трудно… очень трудно…
– Ну, тогда…
Профессор Кутубу обвел нас жестким взглядом.
– Но я могу! – И сказал, вперившись в дядю: – Это будет стоить четыреста евро.
– Четыреста евро?!
– Если вы рассчитывали на меньшее, то я вас не задерживаю, уходите.
– Четыреста евро…
И