Избранные. Гримдарк. Алексей Жарков
смотря на ловкие руки женщины.
– Так тебя зовут, разве нет? – ее светлые руки были перепачканы в крови, но ему казались чистыми.
– Я не понимаю, – покачал головой он. Марбл никогда бы не признался, что и не желал понять. Ему только хотелось, чтобы она говорила. Он жаждал слушать.
– Может, потом поймешь, – махнула рукой женщина, и капли медвежьей крови слетели с ее пальцев, запятнали одежду Марбла.
– Вы богиня? – дрогнувшим голосом спросил мальчик, не видя ничего, кроме блестящих зеленых глаз.
– Все может быть, в Пограничном Мире и не такое можно увидеть, – усмехнулась она и пожала плечами, поднялась на ноги. – Вот, держи подарочек, – протянула ему алые молитвенные четки, которые вытащила из медвежьих кишок. – Мне пора, Мраморный Волчонок.
Женщина исчезла, а он так и остался стоять рядом с убитым медведем. Марбл крепко сжал в руке липкие от крови молитвенные четки.
Он шел по ступеням своей церкви. Он – пастырь заблудших овец. Это – его город, его люди. Тысячу лет назад они пришли за ним сюда, их руками он выстроил храм во имя своей спасительницы. Марбл назвал ее Жизнью и ей служил. Он не мог уследить, вспомнить, сколько поколений сменилось с тех пор, как он был мальчиком. Лица теперь были другие, люди вокруг были детьми детей, последовавших за ним. А может, и не были.
Лицо Марбла было молодым, но для всех в Маунт-Даре он был старейшиной, реликтом былых времен. Мраморной статуей святого.
Пастырь шагал по площади, и толпа расступилась перед ним. Напуганные грязные лица смотрели на него. Марбл желал возвращения спасительницы, он хотел показать ей, каким стал. Но теперь он молил богиню не являться сегодня в его город, такой несовершенный, такой дикий, такой грязный.
В свете масляных фонарей все казалось нечетким, темным. Тени плясали на стенах тоннеля, угольная пыль забивалась в легкие. Проход был широким, но идти было нелегко. Слишком грязно. Марбл сглотнул, его тянуло вернуться домой, в прекрасный светлый храм. Туда, где витражи, где он мог забыться и ждать возвращения богини. До забоя оставалось немного. Пастырь чувствовал животный ужас своих овец. Они сомневались теперь в том, что Смерть исчезла. Слишком осязаемой она была здесь, слишком многие погибли на забое. Точно в первый раз, священник не хотел идти, смотреть на раздробленное тело. Он забыл тогда, что Смерть исчезла. Ему казалось, что ее тени уже стояли за его спиной, коршунами глядели на мертвого шахтера.
– Морри! Мой Морри! – стенания женщины, бросившейся к завалу, точно ножом полоснули по слуху Марбла. Люди тут же зажали ей рот – горы не терпели шума. Содрогаясь всем телом, теперь молча, жена пыталась вытащить, освободить мужа от плена обрушившейся горы. – Помогите! Да помогите же! – яростно шептала вдова.
Послышался стон под грудой камней.
– Он жив! Он дышит! Слышите?! Слышите?! – ее мольба превратилась в пронзительный вопль охрипшей баньши, кричащей на болотах.
Мужчины и женщины оттеснили