Пармские фиалки. Ричард Брук
Шаффхаузен. Сейчас он должен был во что бы то ни стало поддержать сторону Эрнеста, показать ему, что солидарен с ним в симпатии к Марэ, что вовсе не разделяет опасения, которыми полон его отец… Да, ему придется на время притвориться союзником этой парочки, только так он сумеет сохранить доверие виконта и завоевать расположение актера.
Странное дело – он вдруг ощутил подобие стыда за свое макиавеллиевское коварство… но тут же напомнил себе, что действует в лучших интересах Эрнеста, лишь ради его блага. А, как известно, не разбив яиц, омлета не приготовишь.
Верней метнул на доктора быстрый проницательный взгляд и вдруг спросил с отчетливой ноткой ревности:
– Месье Шаффхаузен, когда же вы успели стать таким рьяным поклонником Жана Марэ? Помнится, вы меня отечески отчитывали за излишнюю впечатлительность и рассказывали про гибельное воздействие очарованности и эффекта ореола… с чего вы так… переменились к нему?..
Эмиль на миг испугался, что чем-то выдал себя, и сенситивный, как все художники, Верней раскусил его замысел, почуял расставленные силки. Но не в правилах Шаффхаузена было признавать поражение, еще не вступив даже в пробное сражение с противником. Потому он с улыбкой ответил:
– Это было до того, как вы исповедались мне… рассказали о вашей с ним встрече в поезде. Когда он спас вам жизнь, я не мог не проникнуться к нему большим уважением. Ну а то, что вы так настойчиво приглашали меня познакомиться с фильмографией мсье Марэ, в итоге сделало меня поклонником его несомненного актерского дарования. Я очень уважаю тех, кто так отдается своей профессии, как он… но тем не менее, мне далеко до вашего восхищения им. Наверное, тому виной лишь мой почтенный возраст, ведь мы с мсье Марэ практически ровесники…
Эрнест молча кивнул, давая понять, что объяснение доктора его удовлетворило, а замечание насчет возраста оставил без комментариев.
За разговором они быстро дошли до конюшни, и без лишних проволочек, даже без помощи конюха, оседлали лошадей и вывели их за ворота. Панцирь, выбранный Эрнестом для доктора, оказался среднего роста мерином, с виду крепким, гнедой масти, но с широкой белой проточиной на лбу и носу, по форме и правда напоминающей старинный доспех. Он спокойно позволил доктору взобраться в седло и поправить стремена, и беспрекословно слушался повода и коленей.
Верней же – вот странность – сел не на рыжую изящную кобылу, что громко заржала при его появлении возле денника, и чуть из шкуры не вылезла, напрашиваясь на ласку, а предпочел пожилого мерина, серого в яблоках, с черной гривой и добродушной мордой.
– Ну, месье Шаффхаузен, теперь держитесь… вы сами напросились! – Эрнест собрал поводья и улыбнулся. – Мы поедем очень быстро… во всяком случае, я… Мой совет – если устанете и начнете отставать, не настегивайте, но и не тормозите слишком резко. Просто отдайте повод и отдыхайте, как в кресле… Панцирь сам сориентируется, ехать ли ему за мной в своем