Хроники Обсервера. Часть I. Город не от мира сего. Сергей Анатольевич Остапенко
длинные, едва не в длину туловища. Плавной волной сужающиеся книзу и заканчивающиеся компактным коленным суставом, с острой чашечкой. Умеренно выдающиеся ключицы, частокол ребер. Бедренная чаша округлая, не широка и не узка, в самый раз, расстояние между боковыми вершинами и бедренным суставом небольшое. Идеальные пропорции.
Лицо всегда описать сложнее. Видимая форма черепа почти ничего не рассказывает о том, как лежат на лице мягкие ткани, а ведь именно толщина, тонус и рельеф их пластов и образуют то самое неповторимое сочетание, которое под пористой пленкой кожи вызывает у нас ощущение прекрасного или уродливого. Нет, нельзя доверять реконструкциям лиц древних пращуров, сделанных только по черепам.
Кажется, я слишком увлекся. Переключим сознание с восприятия стабильной формы человека на временную. Девушка поглядывает в толпу, не догадываясь, что я вижу её, словно рентгеновский снимок. Черноволосая и кареглазая, с явной примесью арианской крови. Видимо эта примесь и руководит её жарким темпераментом и цепкой волей к жизни. А она и вправду миловидная. Чем миловиднее временная форма, тем обиднее всегда бывает, когда она начинает разрушаться. У этой ещё есть несколько лет цветения, прежде чем лепестки её юности облетят, оставив только жёсткий и шипастый стебель несбывшихся надежд.
Если, конечно, у неё есть это время. Если есть у нас всех.
– А кто такой отец вселенной? – спросила девочка лет девяти, державшая за руку мать – женщину-готовую-уже-на-всё. Та шикнула на неё, но любопытство ребёнка было не так уж легко остановить. Где же её отец… Ах вот оно что, погиб наёмником, за идею-фикс политиков о едином государстве… Что ж, зато ей в голову испражняется только мать, а могли бы портить ей жизнь на пару. У девочки есть шанс вырасти с не до конца покалеченной душой.
– Это понарошку, просто в песне поётся так?
– Нет, он не просто так, он действительно есть.
– А где он?
– Ты любишь детские смотрики72? Рисованные?
– Конечно. Про зверей. И сказки.
– А знаешь, как их раньше создавали? Каждое движение персонажа рисовали на отдельной картинке, а потом все картинки склеивали в один свиток, запускали в специальное устройство и быстро прокручивали один за другим. И получалось, что они как будто движутся.
– Да, нам рассказывали в учебном дворе.
– А теперь представь, что всё, что вокруг нас – это один очень большой рисунок. А сейчас его сменил новый рисунок. И ещё. И так без конца. Представила?
– Да…
– Получается как будто очень большой и подробный смотрик. И знаешь, кто его сделал?
– Отец вселенной?
– Точно!
Девочка призадумалась.
– Значит, я тоже в нём нарисована?
– И ты, и твоя мама, и твои подруги.
– Значит и мой папа там нарисован?
Был нарисован. Но, похоже, сотрут его за то, что он делал на той войне. Но ей лучше об этом не знать.
– Всё, что мы видим. Всё существующее! – ответил я, и продолжил громче, уже для всех:
– История,
72