Эксперимент. Дмитрий Красавин
на этот раз никак не отреагировала на его мысли.
Он на несколько минут закрыл глаза, открыл снова – все без изменений: с одной стороны – светлое пятно галактического сверхскопления, с другой – яркое пятно наполненного светом и людьми диска вестибюля. И больше ничего. С ума сойти! Хоть бы какие-нибудь подвижки: наводнения, пожары… Вернуться в вестибюль?
– Конечно возвращайся! – моментально подключилась к размышлениям бестелесная надзирательница.
– Рабия, встретив меня, снова бросится в бега. Боюсь, на этот раз безвозвратно.
– Зато ты снова окажешься в обществе землян. Там есть и твои соотечественники. Какое тебе дело до Рабии? Это неразумно обрекать себя на одиночество из-за простой горничной, какой-то турчанки.
В глубинах сознания заворочалось предательское: «Конечно, глупо – кто мне эта горничная? Ну, не сдержался, полапал немного. То, что она теперь меня как огня боится, – ее проблема».
– Правильно мыслишь, – вкрадчиво поддакнула советчица.
И тут Сергея неожиданно взорвало. Не столько в злобе на коварную надзирательницу, сколько на самого себя, он прокричал:
– Дура ты безмозглая! Кикимора болотная!
Миллиардерша умолкла.
«Наша бы баба утюгом в голову запустила, а этой – все божия роса. Да, положение – хуже не придумаешь».
Какое-то время Гвоздиков тоскливо вглядывался в пятнышко галактического сверхскопления Девы, потом перевел взгляд на сверкающий вдали диск вестибюля и сразу заметил, как, нарастая в размерах, к его кокону приближается другой кокон. Спустя несколько секунд он увидел… Рабию! Прильнув лицом к прозрачной оболочке, женщина смотрела на него. По ее лицу текли слезы.
Сергей почувствовал, что задыхается от нежности, печали и какого-то неведомого ему раньше светлого, переполняющего душу чувства. Он упал на колени, стал просить у этой, совсем недавно столь резко отказавшей ему в сексуальных утехах женщины, прощения. Рабия его не слышала, но понимала и тоже опустилась на колени. Умоляюще глядя на Гвоздикова, она стала что-то быстро-быстро говорить. Потом они молча долго-долго смотрели друг другу в глаза и наконец, соприкоснувшись коконами, поплыли в космосе, кружась друг вокруг друга.
Прощение
Прощение… Что может быть более человечным? Мы часто обвиняем окружающих или самих себя в каких-то ошибках, черствости, обидах. Эти раны, нанесенные нам или нами, затягиваются с трудом, без конца зудят. Обрести душевный покой можно лишь тогда, когда простишь других и себя. Простишь не умом, а сердцем. Прощение делает нас людьми в высоком смысле этого слова, очищает, возвращает к невинности. Через прощение мир вокруг снова обретает краски, а душа – силу любить.
Странно, но ни Сергей, ни Рабия, простив друг друга и самих себя, явно не торопились попасть в общество других людей. Их соединенные силой взаимного притяжения коконы медленно парили в безвоздушном пространстве, иногда делая замысловатые пируэты,