Зависимые от жизни. Ирина Говоруха
целая вечность, но мне кажется, что все было только вчера. Твои волосы цвета весеннего лимонадного солнца! Твои яркие, необыкновенно зеленые глаза! Ни у кого в целом мире нет таких глаз! И новое платье – серое в мелкий оранжевый цветочек. Я спинным мозгом чувствовал, как на тебя засматриваются щеголи-лейтенанты, штабные и вообще все мужчины! А ты идешь, взяв меня под руку, и мы болтаем, болтаем… Твой голос до сих пор звучит во мне и смех, как рождественские колокольчики. Ни канонады, ни рев моторов, никакой бой не смогли его заглушить!
А теперь – сюрприз! Помнишь, как мы хотели пойти на спектакль в театр Леси Украинки? Да, только началась война, и театр эвакуировали. Я на фронт, ты – в госпиталь. А сегодня иду по Крещатику и вижу афишу. Театр вернулся в Киев, и 18 мая в 18:00 дают «Дядю Ваню». Это же тот самый спектакль!!! В конверте два билета для нас. Выменял у спекулянтов за две пачки чая и плитку трофейного шоколада. Я успею к этому дню вернуться в Киев. В четверг вечером из Ленинграда будет спецрейс. Командир экипажа – мой знакомый военлет согласился взять меня, так как его бортинженер в госпитале. А я все-таки кое-что шурупаю в этих стрекозах с пропеллерами. И мы снова будем сидеть рядышком. Я буду вдыхать запах твоих волос, отдающих ржаным хлебом и лопуховым отваром. Трогать руки, которые ты каждый раз перед сном смазываешь бесцветным вязким глицерином.
Пусть эта неделя пролетит незаметно, на одном дыхании. Прощаюсь совсем ненадолго.
Твой Матвей
Я читала и гладила ладонью каждую букву. Медленно двигалась по строчкам, вкушая слова, словно сладости. Отслеживала, как невыносимо болят гардеровы железы, вырабатывающие жидкость с незначительным количеством белка. Потом встала, чтобы открыть настежь окна. И пусть падают на пол сгустки тополей. И пусть длинные солнечные лучи, как широкие атласные ленты превращают их в кокосовую койру16. Я испытывала нежность, легкую влюбленность и восхищение.
Потом набрала его номер, и мы поговорили тихо, словно прячась в тени широченных дубов:
– Это со мной впервые. Ты пробрался сквозь тело, мышцы, футляры с кровью, нервные сплетения и прикоснулся к облаку души.
Он промолчал. Он не мог говорить, так как с дочерью и Линой как раз находился у ворот старого кладбища. Начались поминальные дни. Я слышала потусторонний шепот встречающих, одетых в новые рубашки и бережно прижимающих к бокам буханки круглого хлеба. Пахло киселем и гречневыми блинами.
– Ты здесь?
Он ответил тихо, не открывая рта:
– Я теперь всегда буду здесь.
– Долго?
– Всю жизнь…
Для второго свидания я выбрала белое платье с синими и красными полосками. Его еще в далеких 30-х годах XX века придумала Коко Шанель, разгуливая в матроске по пляжу. Под платье надела белоснежное белье, пахнущее лавандовым корнем, так как в комоде долгое время лежал атласный мешочек с ароматическим саше. Образ дополнили синие лаковые балетки на босу ногу и красная сумка.
Тот день был цветным. Цвет проявлялся во всем: в разговорах, паузах, в принесенных роллах и движении
Койра – волокно из межплодника орехов кокосовой пальмы.