Пенелопа пускается в путь. Гоар Маркосян-Каспер
тебя насилуют, расслабься и постарайся получить удовольствие, устроилась поудобнее и отдалась созерцанию. Спектакль, предложенный ее взыскательному взору, назывался «Жизель», да-да, не более и не менее, и постановщик даже сохранил музыку Адана. Действие происходило то ли на каторге, то ли на заводе, а может, в сумасшедшем доме, точно не скажешь, женщины были одеты по-модному в бесформенные серые мешки и тапки, в которых выходят на ковер борцы, а мужчины частью в трико, частью в велосипедные трусы до колен с майками. Ну и хореография соответствующая, кордебалет то ковылял, косолапо топыря стопы, то передвигался на четвереньках, выпятив задницы, то укладывался на пол в полном составе и лежал, лежал… Альберт, наряженный в измаранную блузу художника, гонялся за Жизелью с кистью и палитрой, хотел написать ее портрет, не иначе, кажется, причиной ее гибели оно и было, не перенесла того, что красавец-ухажер (по правде говоря, больше похожий на огородное пугало) не думал ее соблазнять, нечто другое измыслить было сложно, поскольку Ганса-Иллариона ликвидировали полностью и окончательно, а невеста графа-художника всего лишь вырвала у него и переломала все кисти, не хотела, наверно, чтобы он писал портрет другой… Так Пенелопа подумала вначале, но потом поняла, что мыслит слишком поверхностно, теперешний хореограф не какой-нибудь Тальони или Перро-Коралли, он давно сменил книжку сказок на томик Фрейда или там Юнга (есть, кажется, и такой) и копает глубоко, ох как глубоко!.. Виллисы во втором акте натурально оказались мужчинами, Пенелопа решила, что тут прорезалась модная гомосексуальная тема, но скоро выяснилось, что как ни пыталась она вонзить лопату поглубже, опередить хореографа, зарывшегося уже по самую макушку, ей не дано. В итоге все действие оказалось фантазией Батильды, измученной женихом-художником, которого не интересовало ничего, кроме высокого искусства, и потому воображавшей себе толпы полуголых мужчин в белых (дань классическому образцу) трико, жаждущих секса, что, в общем-то, было недалеко от первоисточника, виллисы ведь умерли до брака, и агрессивность их подпитывалась именно сохраненной поневоле девственностью. Последнее соображение Пенелопа не преминула изложить Анук, которая невинно заметила, что не сомневалась в ее компетентности и ждала, когда она приедет, посмотрит и объяснит. Veni, vidi, vici, одним словом… Придумкой Батильды, а может, и ее отдельной ипостасью, оказалась и Жизель, весь второй акт пытавшаяся если не склонить Альберта к измене искусству, для чего разоблачившаяся до полупрозрачного телесного цвета трико и долго ерзавшая по полу, драматично раздвинув ноги, то хотя бы вызвать его ревность, заигрывая с виллисами… Под конец все ретировались, и Альберт в лучах восходящего солнца без помех подступил к своему, натурально, оказавшемуся в кустах, мольберту, прижимая к груди кисти. «Ну как, – спросила Анук с хитрой улыбкой и добавила: – Это мы для тебя записали, можешь забрать». «Спасибо», – сказала Пенелопа с достоинством, подумав, что к ее возвращению