Храм над обрывом. Юрий Кузьмич Иванов
кирпичные столбы, но уже без решеток. Иван обошел забор и засмотрелся на храм. Послышался свист и мальчишеский озорной смех – где-то за храмом, на склоне крутого оврага, играли ребятишки. Иван осмотрелся и только сейчас заметил, что в метрах ста от него, из-за полуразрушенной арки старой церковной ограды выглядывает мольберт, при этом сам художник оставался невидимым за кирпичной кладкой. Так как кроме него и художника с мольбертом на поляне перед храмом никого не было, Иван решил подойти к арке и посмотреть, как рисуют. Ему с детства было интересно узнать, как же рисуют масляной краской, хотя сам он рисовал довольно плохо даже цветными карандашами.
Хотя после того, как Ивану восстановили ноги, и он научился ходить, прошло полгода, но манера время от времени ходить, наступая вначале на носок, а потом на пятки из-за сильных болей в ступне, сохранялась еще. Поэтому и сейчас Иван, сам того не замечая, шел как будто бы на цыпочках, словно крадучись и оттого бесшумно. Подойдя к арке, он опешил: за мольбертом стоял не художник, а художница – девушка его возраста. Иван видел ее со спины и чуть сбоку, то есть лица ее не видел, и, соответственно, и художница не видела его и не слышала, как он подошел, вернее даже подкрался. Ивану стало неудобно, и теперь же он боялся шевельнуться и испугать девушку. Отступать тоже было некуда. Положение было дурацкое. Немного так простояв, Иван переключился с красивой фигуры художницы на холст. Картина была почти завершена и была нарисована очень тщательно. Единственно, что Иван не понял, так это то, что на картине была нарисована абсолютно другая церковь по внешнему виду, и самое место было совсем другое.
«Надо же, как странно: рисует с натуры, а на холсте получается другой вид. Как же это так возможно? – подумал про себя Иван и уже вслух, сам того не замечая, прошептал. – Местность мне как будто бы знакома. Где-то я это видел. Красота неземная!»
Рука девушки от этих слов дрогнула, и кисть упала на землю. Художница, не торопясь легко присела, и подняла кисть и, повернувшись лицом к Ивану, осуждающе посмотрела на него:
– Подкрадываться нехорошо! Зачем Вы так делаете?
– Прошу меня простить, но я не подкрадывался: так получилось, что Вы самозабвенно рисовали и не заметили меня. Я хотел незаметно уйти, но Ваша картина меня заворожила, – чуть солгал Иван: сейчас его, словно молнией, зачаровал взгляд девушки, хотя картина тоже ему очень нравилась.
В красивых серых глазах художницы была затаена какая-то глубинная грусть и чувство одиночества. Иван смотрел в эти глаза и молчал. Ему было приятно смотреть в них, и при этом не было неловко, как бывает при пересечении взглядов незнакомых людей.
– Вы сказали, что Вам знакома эта местность. Это была шутка? – сказала девушка уже без всякого раздражения, и интонация голоса была такая, как будто бы они были знакомы всю жизнь.
– Нет, что Вы, это была правда, – сказал Иван, радуясь, что художница не сердится на него. – У меня такое чувство,