Храм над обрывом. Юрий Кузьмич Иванов
мальчишечье озорство.
Послышался шум шагов, и на улице появился Игорь с кучей разных веревок, собранных в клубок.
– Вот, отец Савва, – радостно сказал он, показывая нам его, – у всех подзвонных поменял. И длины подрегулировал.
– Я слушал твой звон, Игорь, – сказал я, трогая его за плечо. – Это было чудесно. Ты звонил так, как будто бы играл оркестр. Когда стоишь рядом, то звон малых колоколов плохо слышен, хотя, может, это у меня слух не музыкальный. Спасибо тебе: я выехал из леса на звук колоколов как на маяк, думал, что уже заплутал и заблудился.
Игорь засмеялся, и только сейчас я заметил, что у него почти нет задних зубов.
– Ребята, вы поговорите, – сказал отец Савва, – а я пойду, полежу. Ноет поясница – видимо погода меняется.
Мы все втроем спустились вниз. Затем монах ушел к себе в «келью», как он называл свою комнатку в подвалах храма, а мы с Игорем молча зашагали к беседке возле родника. Игорь как будто чувствовал, что я хочу с ним поговорить, а, может, он хотел выговориться – трудно сказать. Некоторое время мы сидели молча: я искал правильный вопрос, чтобы начать разговор; Игорь, видимо, думал, с чего начинать.
– Игорь, – сказал я, нарушив первым безмолвие, – а как ты с Иваном познакомился? Ты сам же не местный, да?
– Да, не местный, – ответил он и как-то горестно вздохнул. – Я сам из шахтерской семьи, из Донецкой области. Отец был шахтером, погиб он под завалом, когда мне было пять лет. Мать была учительницей музыки в училище, и оттого я в семь лет уже играл на пианино, потом освоил баян, играл на скрипке, пытался сам сочинять музыку, но Бог на это не дал таланта. Потом, в начале девяностых умерла мама, с женой пришлось расстаться: детей у нас не было, а зарплата (к тому времени я сам уже был учителем музыки в школе) моя была маленькая – обычная история. Приехал на заработки в Москву, и все завертелось кувырком. Когда очнулся – был уже вокзальным бомжом с пятнадцатилетним стажем. Не знаю даже, как столько долго прожил. Есть у меня старшая сестра, но связь с ней потерял еще до того, как поехал на заработки в Москву. Не знаю даже: жива она или нет. Она вышла замуж за барыгу из Запорожья и перебралась к мужу еще на заре перестройки. Как быстро жизнь прошла! Вот бы с нынешним умом да в двадцать лет!.. Было это за день до смерти Ивана. Помню, шел мокрый снег весь день. К вечеру я промок насквозь: одежда мокрая, ботинки мокрые, вес я грязный – непонятно что-то с чем-то. Сунулся в одно место передохнуть и обсушиться – прогнали, в другое место – тоже неудача. Около полуночи пришел на Казанский вокзал. Вдобавок ко всему, накануне один старый кореш помер от туберкулеза, и поэтому настроение было такое, что уже мысли лезли: броситься под поезд, – и закончатся все мои бессмысленные мучения. Зашел я центральный зал вокзала, иду и высматриваю уголок, где меньше народу, чтобы не раздражать своим видом и запахом людей. Смотрю, в уголку сидит пожилой мужчина, руки прижал к груди и то ли спит, то ли пьяный, то ли наркоша – поза непонятная. Я подошел и, – Бог мой, – рядом