Абориген. Дима Григ
лась. – Мне всего-то нужен месяц или два…Я хочу побродить…Мне нужно написать что-то великое, а для этого нужно побродить, так лучше думается…
– Но зачем? – она ревела. – Зачем!? Почему тебе дома не пишется!? Я же читала твои романы! Они мне нравятся!
– Но никто не хочет их публиковать, – перебил я её. – Их даже не читают, а если бы и прочли, не думаю что опубликовали бы…В них нет поэзии, у меня у самого порой складывается ощущение, что я нагло копирую…В них нет меня…
– Но зачем тебе уходить!? Почему ты так хочешь поступить? Ты меня разлюбил!
– Да нет же, пойми, я должен выйти из стабильной жизни…Я уже полгода и слова из себя не могу выдавить…Меня это заебало! Я не могу даже говна написать!
– Но мне нравится твоя проза! Мне нравятся твои стихи! – умоляющи говорила Алиса. – Ты настоящий писатель…А что тебя не публикуют, так ты сам говорил, что сейчас публикуют одно говно! Ты сам говорил, что нынешние книги ради одних денег! Вспомни Кинга, ты же сам яро доказывал, что он и мухи над помётом не стоит, что для тебя самое большо унижение стоять на одной полки с ним. Так зачем тогда? пиши в своё удовольствие…
– Ты, что меня не слышишь, – начинал повышать голос, – я нихрена не могу написать! Всё! Выжили, как лимон, и бросили в мусорку. А я ещё не написал ничего дельного, чтобы сплесневеть…Тем более, этого писаку хотя бы печатают…Нет!…Нужно рискнуть: бросить нынешнее к херам и устремиться туда, куда даже глаза не успевают глядеть. Я хочу, как парусник без рулевого, просто качаться на волнах. Пусть дорога ведёт меня.
– Но у нас же есть деньги…Я работаю, ты пишешь целыми днями…Всё отлично! Марк, я тебя люблю больше жизни! Не поступай со мной так! Я же тебя обожаю! Я постараюсь тебе помочь! Марк…
Алиса заревела навзрыд. Это была чистая истерика. Она отвернулась, опершись кистями о плиту. Я стоял возле холодильника. Едкий жёлтый свет лампы падал на её красные щёчки, скрученные от горя скулы стучали по моему сердцу. Она такая хрупкая, такая невинная, девственный бутон из райского сада…Как она не может меня понять, думал я, ведь этим сценами она делает ситуацию ещё хуже. Я не могу противиться умилению от её тоненьких ручек, её всхлипывающего носика и копны вечерних волос. Как сладко, сейчас, у неё выпирают лопатки! Как сладко она дышит! Да я настоящий изверг, тиран, если способен довести это милое создание до слёз! Я чёртов мажор, если способен разбрасываться такими вещами! О, Алиса, ты просто не представляешь, что со мной делаешь. Она продолжала плакать, но судя по вбираемому воздуху в лёгкие, хотела что-то сказать и никак не могла подобрать слов.
Так, Марк, стоп, отрезал я себя, ты должен быть стойким, решил так решайся. Ты знаешь, что это правильно, иначе ты зачахнешь, говорил я себе. И так уже 30 лет прозябаешь, пора действовать. Литература ждёт долгожданных слов, а главное ты ждёшь. Надо собраться. Сейчас обниму её, поцелую. Милая, она меня так любит! Нужно ей всё объяснить.
Я подошёл к ней, прижал её голову к груди, поцеловал и принялся успокаивающе поглаживать по спине.
– Любимая, успокойся, – говорил я, – всё хорошо. Я люблю тебя. Я никого не бросаю. Ведь я это делаю для нас. Я напишу что-то такое, что заставит всех нами гордится, после чего ты никогда не будешь жалеть, что вышла за меня…
– Я не жалею… – с комом в горле говорила она, – я тебя всегда любила и буду любить…Ты самое дорогое, что есть у меня…Я, итак, всегда тобой гордилась…Только не уходи…Я не смогу без тебя… – она обхватила крепко меня за талию.
– Но я должен, пойми…однообразие смеётся надо мной…Я не на долго, всего на два или на три месяца…Я вернусь и буду также любить тебя…
– Нет, Марк, нет! – новая партия слёз подступала. – Не надо! Я тебя не понимаю! Останься!
– Я сам себя не понимаю, – говорил, продолжая поглаживать её по спине. – Я чувствую, что это правильное решение. Что-то мне подсказывает это. И я ведь никого не бросаю, я с тобой…всегда с тобой…Просто временно отлучусь. Я должен.
– Не должен!
– Нет…должен.
Алиса резким движением оттолкнула меня.
– Нет!
Она закричала и, оттолкнув меня, выбежала из кухни. Я ринулся за ней.
– Должен!? Должен!? – кричала она во все стены по пути в комнату.
– Алиса, успокойся.
Она вбежала в комнату.
– А её? Нашу девочку ты тоже не любишь!? Ты тоже бросишь её!? – она указывала рукой на спящую Еву.
– Алиса, успокойся, не буди Еву…Я тебе всё объясню…Успокойся.
– Успокойся?
Она начала будить Еву.
– Ева!…Дочка… – тормошила она её. – Проснись, дочка, – молила она.
Ева резко вскочила и сквозь сонные глазницы пыталась разобрать, что происходит. Представляю её недоумение, опьянение ото сна. Может она видела дивный сон с яркими красками, сон, с которого её вытащила здоровенная рука раздора к нам в реальность, в мир снующих взрослых с их рёвом и проблемами. Алиса уселась к ней на кровать. Поглаживала её по щеке.
– Мама, что случилось?