Имитатор. Книга третья. Оправдание невиновных. Олег Рой
калитку – та начала открываться. Медленно, неохотно, словно держал ее кто. Должно быть, в прошлый раз я ее слишком слабо толкнула, подумала Арина, не веря сама себе, потому что час назад калитка совершенно точно была заперта! Что за чудеса? Кащеев играет в какую-то странную игру? Или все проще? Вот эти следы возле калитки – явно от коляски. И, кажется, в прошлый раз их не было. Соня пошла гулять с маленькой Викой? Арина огляделась: ни Сони, ни коляски видно не было.
Впрочем, какая разница! Главное – сейчас калитка открыта. Можно не топтаться под забором, а подняться на крыльцо, постучать, попроситься «поговорить».
Кащеев, конечно, ее и на порог не пустит, и разговаривать наотрез откажется, потребует какой-нибудь «ордер» предъявить, даже нагрубить может. Но, с другой стороны, ну и нагрубит, ну и не пустит, ну и откажется… но почему бы не попытаться? Как говорят, наглость – второе счастье. С крыльца спустит? Ну так оно низенькое, не страшно.
Поразила ли Кащеева ее наглость или была тому иная причина, но с крыльца он Арину спускать не стал. Особого радушия не проявил, но кивнул и плечом повел:
– Проходите.
И это вместо ожидаемого «пошла прочь» или, в лучшем случае, «приходи с ордером»! А он, вишь ты, «проходите».
Дом был и впрямь, как выразилась соседка, справный. Терем не терем, но – все ладно, добротно, нигде ничего не хлябает, все пригнано. И – очень чисто. Вымыто, выскоблено, практически вылизано. Чьими руками, подумала Арина, эта чистота поддерживается? Не сам же хозяин полы и окна надраивает. Соня, конечно. Как успевает – с маленькой Викой на руках?
Арина присела было, чтобы расшнуровать ботинки, но Кащеев, глядя сверху, двинул бровью – и она остановилась. Еще одно движение брови явно повторяло предыдущее приглашение: проходите. Идти по вымытым до блеска полам в уличных ботинках Арине было неловко, но хозяину же лучше знать?
Справа от просторной прихожей (назвать ее сенями язык не поворачивался) отходил коридорчик, ведущий, видимо, в кухню, слева темнели две закрытые двери. В левом дальнем углу сияла светлым деревом лестница на второй, мансардный этаж. Прямо, между лестницей и коридорчиком, дверь была двустворчатая.
Комната за ней вдруг напомнила Арине кукольный домик, которым очень гордилась одноклассница Татка. К ней и в гости ходили – посмотреть на домик. Мебель и прочие детали интерьера воспроизводили «взрослые» с фантастической, невероятной точностью. Ювелирная работа! Реальные диваны и стулья казались потом грубыми, неправильными. Играть с этим совершенством было, разумеется, невозможно – только смотреть и восхищаться. Диваны, стулья, кресла, столы и банкетки располагались в том же ювелирном порядке, даже занавески на маленьких окнах висели строго симметрично.
Кащеевская гостиная производила точно такое же впечатление: каждый предмет располагался на своем месте с точностью не то что до миллиметра – до волоска. Хотя никаких волосков или, боже упаси, пылинок, тут, разумеется, не было.
Должно быть, именно из-за этого ощущения ювелирной