Ричард Длинные Руки – принц короны. Гай Юлий Орловский
это чтобы ощутить себя по-хозяйски, все мы нуждаемся в чувстве уверенности, затем сам медленно опустился напротив на простую деревенскую лавку, только и всех удобств, что оструганную.
– Слушаю вас, ваше высочество.
Я постарался укрепиться духом, никто не должен чувствовать мой страх и мою растерянность, проговорил почти легкомысленным тоном:
– Как прошла беседа с Господом Богом?
– Я просто просил дать мне силы, – ответил он сумрачно. – И вразумить, как действовать в стране, что вся населена еретиками.
Я ответил осторожно:
– Кто надеется только на Бога, того он наказывает за легковерие. Бог думает о нас. Но он не думает за нас.
– Я не спрашивал у Господа, – сказал он, – как мне поступить. Но когда излагаешь свои доводы не другому человеку, а Господу, сам начинаешь смотреть на них несколько иначе. И видеть то, что не увидел бы, рассказывая даже лучшему другу.
– Да, – согласился я, – все мы что-то да весьма приукрашиваем, а когда излагаем Господу, то привираем совсем немножко. Это да, вы правы, ваше преосвященство. Может быть, сработает наглядное сравнение? Местное население увидит преимущества нашей жизни, высокий достаток, лучшую одежду, прекрасной выделки сапоги, здесь таких не делают, не говоря уже о наших доспехах, оружии, великолепных конях, упряжи… а повозки на рессорах?
Он вздохнул, покачал головой, лицо помрачнело.
– Не пойдет, – ответил он кратко. – Вера невосприимчива к фактам и уступает только другой вере.
Я взглянул на него в некотором удивлении: а Геллерий еще и умен… Впрочем, он же не сельский попик, а епископ, дураки так высоко не пробиваются.
– Жаль, – сказал я, – но, уверен, вы сумеете доказать, что и вера наша лучше.
Он кивнул, посмотрел на меня уже очистившимся глазами, взгляд стал острым.
– Ваше высочество, вас привели ко мне не вопросы веры?
– Увы, – ответил я сокрушенно, – хотел бы я заниматься только высокими вопросами, как вот вы, но приходится идти по жизни, сжимая в руке не крест, а меч. У меня несколько необычный вопрос, ваше преосвященство… Чем можно убить человека, который сам по себе бессмертен?
Его брови полезли вверх, а взгляд стал еще острее.
– Ваше высочество?
– В буквальном смысле, – пояснил я. – Убить человека… в смысле, убить его тело. На душу я не посягаю, это дело… гм… Господа.
Он уловил мою заминку, но не придал ей значения, не сводил с меня пронизывающего взора.
– Поясните свои слова, ваше высочество… Что значит бессмертен?
– А то и значит, – ответил я сокрушенно. – Я, собственно, ничего не имею против бессмертия, это и обещал нам Господь… ну, там далеко, в Царстве Небесном, однако уже сейчас по земле бродит один великий грешник. Даже величайший.
– Агасфер? – переспросил он и, видя недоумение на моем лице, пояснил: – Вечный Жид, некогда оскорбивший Христа и теперь дожидающийся его возращения, чтобы испросить прощения.
Я отмахнулся.
– Да тот пусть ходит, он не вредит, сам мучается, а это хорошо, когда другие