Суррогатный мир. Константин Уткин
надежная подруга. В годину жестоких разочарований, постав и предательств только вы, мои верные друзья, помогаете мне жить и тем самым спасаете читателей от потери своего обожаемого автора. Вы только представьте, как бы осиротели мои поклонники, если бы мне не удалось пережить этот страшный, не заслуженный позор. Только вы даете мне силы жить дальше и радовать, радовать, и еще раз радовать своих читателей.
– Михаил Палыч! Михаил Палыч! Какая встреча! Вы меня помните? Я Раечка Працук.
Пуськов стал страшен – на каменную маску оскорбленного гения он натянут совершенно мертвую, больше похожую не оскал улыбку. Впрочем, Раечку Працук это ничуть не смутило – она надвигалась, огромная, массивная, с крупными локонами толстого парика, с крупными серьгами, крупными перстнями и очень крупной цепью на высоко стоящем живом бюсте.
Рядом с этим улыбающимся изобилием фактурные Пуськов и Рвокотный казались подростками.
– Михаил Палыч, Мишенька, вы помните меня, я Раечка Працук. Я вам постоянно рецки пишу. На каждый ваш гениальный стих. А вы кто? Ах, вы Ромочка Рвокотный. Какой сюрприз, какая прелесть. Ромочка, наше светило. Вы помните, какой прекрасный клуб вы создали? А вы кто?
Раечка Працук уставила на Ларенчука маленькие, словно проколотые шилом глазки. И Петру стало неуютно, как под сквозняком – никакой доброты, никакой радости или симпатии в них не было и в помине. Жесткость, подозрительность и настороженность – этого хватало в глазках с лихвой.
– О, милая Раечка Працук – взял Ларенчук ее тональность – я просто гость на этом празднике жизни…
– О, как вы красиво сказали. Я вижу в вас настоящего поэта. Вы так свежо и оригинально выражаетесь. На этом празднике жизни… мы действительно на этом празднике жизни, и да не омрачат наше на нем пребывание всякие мелкие недоразумения, которые все-таки иногда еще встречаются.
– Мы чужие на этом празднике жизни – Ларенчук неожиданно для себя процитировал советских классиков полностью. И удостоился уважительных взглядов собеседников.
– Да-да – улыбаясь и колыхаясь, подхватила Раечка Працук – вы это тоже заметили? Такой наглой, такой хамской подтасовки я еще не видела. Премию должны были дать уважаемому Михаилу Палычу…
Ларенчук понял, что больше не выдержит.
– А вы тоже пишете стихи?
– Я? – искренне изумилась Раечка Працук. – Конечно пишу. Мы все здесь пишем стихи.
– Все? – Испугался Ларенчук. Где-то в глубине души он надеялся, что в зале собрались все-таки зрители, или, точнее говоря, читатели. Но чтобы вот такое количество поэтов в отдельно взятом помещении – этого он себе даже в самых пьяных кошмарах представить не мог.
Раечка Працук улыбнулась ему по-матерински, как совсем еще несмышленышу.
– Конечно, все. Этот прекрасный сайт дал нам возможность стать поэтами.
– Неправда – вдруг встряла Жужник. – Наш сайт не всем дал возможность стать поэтами. Вот