Суррогатный мир. Константин Уткин
мерзавцами и еще раз мерзавцами, подлецами и свиньями…
Пуськов разошелся, и Ларенчук пожалел, что позволил ему так быстро соскочить с нужного направления.
– Вот я и говорю – что негоже вам, эталону порядочности и благородства, обращать внимание на всяких
Пуськов резко вскинул голову.
– Не нужно тебе обращать внимание на всяких нехороших людей. Тебя ждут великие свершения и новые открытия…
Ларенчук с тоской посмотрел на водку. Если самовлюбленный гений не сообразит, что пора промочить горло, то рискует лишиться потока живительных славословий.
Но Пуськов за свои немалые лета хорошо усвоил одно правило – если ты хочешь, чтобы тебя хвалили, не забывай хвалить сам. Или наливай, если человек далек от сложного мира искусства. Михаил открыл глаза и, приглядевшись к своему товарищу, быстро налил еще по одной, не забыв укоризненно покачать головой – нехорошо, мол, некрасиво, пить вот так много и безудержно.
Ларенчук, в принципе, с этим был согласен. Да, нехорошо пить так много. Но горзадо хуже – пить так мало. Или вообще не пить. Но время не ждало – Пуськов уже поднял подбородок, натянув шею двумя черепашьими складками, и приготовился внимать.
– Ты себе представить не можешь, дорогой мой друг – разом перескочил вдруг Ларенчук на развязно-интимный тон – как я горд тем, что вытащил тебя из ледяной купели…
Петр осекся – впервые в жизни он говорил не своими словами. Будто кто-то наклонился над ухом и стал диктовать – причем так удачно диктовать, именно то, что нужно.
– И, вытащив тебя из ледяной купели, я понял, насколько мне повезло. Не каждый день простым людям вроде меня выпадает счастье пить… нет, я скажу больше – выпадает счастье жить рядом с великими гениями пера, которые скрашивают серость наших обыденных будней великими красками своего таланта!!!! Позволь пожать твою мужественную руку, Михаил, и наплюй на всех, кто тебя оскорбляет и унижает.
После этих слов Ларенчук уже уверенно наполнил свой стопарик – и быстро выпил, провернув это все так ловко, что хозяин принял заминку за осмысление новых фраз и придания им достойного оформления.
– Кстати, а кто тебя унижает и оскорбляет? Что за потерявшие всякий стыд и совесть люди? Как им не позорно пятнать свои имена перед потомками, который приколотят их на позорный крест и будут смотреть, удивляясь, как можно было опуститься до такой низости – травить всеми обожаемого автора всеми обожаемого Белого слона? А…
Ларенчук замолчал на полуслове – у Михаила Пуськова прыгал дрожащий подбородок и следы бурного прошлого на лице были залиты обильными слезами.
– Именно. Именно. Какое счастье, что в эти трудные минуты вы, мой дорого собрат по творчеству, находитесь рядом со мной. Как мне приятно чувствовать дружеский локоть и надежное плечо в мире, который стоит целиком и полностью на предательстве, лжи, корысти и алчности. Дай я тебя…
– Пардон!!! – быстро выставил рюмку, как щит,