Великая Отечественная война глазами очевидцев. Сергей Васильевич Ковальчук
у нас первое время связи не было вообще никакой. Нет провода – все! И вот тут я, радист, мне говорят: «вот тебе катушка, вот тебе телефонный аппарат, и ползи в боевое охранение».
Ну, снега огромные были. Мы по ним подползли близко к немцам. Наблюдатель в бинокль стал наблюдать, и увидел, что идет тяжелый немецкий мотоциклет и на нем установлен крупнокалиберный пулемет. Я об этом сообщаю в батальон. Говорю, что так и так.
Командир говорит:
– Разрешаю выпустить три мины.
Все мины были на счету. Боеприпасы не успевали подвозить. Выпускают мины, накрывают мотоцикл. Все, мне в личный счет записывают это. Это попало потом в книжку по истории нашей дивизии. Она у меня есть. И вот с этого я начал.
А мне потом мой сержант говорит:
– Больше двух недель не продержишься. Никто не выживает.
Я ему говорю:
– А ты?
– А я больше, потому что я сержант.
Я спрашиваю:
– А какая разница?
– А вот увидишь.
И в такой переделке я раньше никогда не бывал. И это мы наступали, это уже было наше наступление, когда окружали немцев и отрезали их. Под Новый год мы уже продвинулись довольно далеко. И вот в этих снегах, пока меня не подстрелили и не ранили, кроме мороза мы ничего не видели. На снегу в мороз.
На новом месте первым делом разгребаем снег. Второе. Берем кирки у саперов и долбим каждый ямку, окоп. Примерно по грудь, так, чтобы втиснуться туда в этой толстой шинели и во всем. Землю впереди себя выкидываешь, она замерзает в бруствер, и вот там ты сидишь.
Питание. Старшина на себе тащит термосы с горячим питанием. Потому что Рокоссовский сказал: «горячее чтоб было! У немцев есть, и у нас чтоб было, как хотите!»
А как хотели? Резали колхозных коров, варили мощный суп, заливали в термосы. И старшина в маскхалате на себе волок эти термосы в окопы и нам раздавал. А буханки хлеба… У немцев каждая буханочка была замотана в специальную фольгу. И хлеб такой, что не черствеет.
У нас обычная буханка, как камень. Ее можно было только рубить. И что делали? На саперную лопатку выливали весь жир из этого супа, снизу подкладывали немецкую спиртовку (а у них она была для разогревания консервов, такая раскладная коробочка, и в ней сухой спирт), которые у нас были в качестве трофеев. Лопатку греем, жир плавится. Туда крошим куски этого хлеба, он разогревается. И всю эту кашу в себя.
И еще одна интересная бытовая подробность. Следили за вшивостью. Двадцать градусов мороз. Нам притаскивают белье. Раздеваешься догола и меняешь белье.
Но самая главная подробность не в этом. А в том, что мы наступали по немецкому «морозному пути», который немцы протянули, как я потом понял, длиной в сто восемьдесят километров. Между Доном в том месте и ближайшей, допустим, станцией железной дороги «Морозовская», никаких дорог не было. Тем более зимой. Потому что сугробы.
А немцы построили идеальную, с раздельными полосами и местами для переезда дорогу. Замечательно укатанную. И они ее каждый день поддерживали. Вдоль дороги были