СМАЛЬТА. Юлия Вершинина
плиткой. Я сдерживала себя из последних сил, чтобы не наорать на стену и не броситься её избивать с кулаками – он не может лежать, быть здесь, когда трескается и облетает старая краска со стен.
Мы с Кириллом выросли вместе – спортсмен, единственный сын, красавец. Взгляд, адреналин и азарт, азарт, азарт!!!
Лет в пятнадцать он угнал машину своего отца и посадил меня за руль – мы катались по полям, кромке озёр, безлюдным сельским колеям.
Вкус жизни, вкус трассы, биение ветра о стёкла – до дрожи в коленках.
– Кирилл, – спросила как-то – А почему я?
Он ухмыльнулся, выехал не трассу, завязал себе глаза, ударил по газам… и помчался "вслепую" по трассе, виляя в поворотах.
Не кричала я только потому, что горло перехватило. Минут через десять машина дёрнулась и замерла, с ухмыляющихся глаз слетела повязка:
– Вот поэтому ты.
– И многих ты так… ка-катал…? – горло саднило, пересохло от страха.
– Не-а… все выскакивали до того, как..!
– Кир, это безумие!!
– Нет – ухмылка от уха до уха, холодные пальцы на моей шее – Смотри!
На глаза легла его повязка… приглушив свет, но не убрав видимость. Контуры дороги темнели среди полей, и ехать было вполне можно. Но как это смотрелось со стороны!
– На, хлебни – Кир протягивал мне фляжку.
– Что там?
– Сок. Яблочный!
– М… да?
– Да, клянусь тебе!
Осторожно беру фляжку, делаю глоток – по горлу огненная жидкость.
– Кирилл!!
– Что? Яблочный сок. Налил, положил на солнце дня три назад. Скис? Как думаешь, водителю можно? – и тянется руками к фляжке, которая всё еще у меня.
– Нет! Нельзя!
Он подмигивает, словно и не собирался брать у меня фляжку и снова трогает зажигание:
– Лерка, пристегнись!
Сумасшествие сумасшествием, но он всегда был трезв за рулём и пристёгнут.
И вот… столько лет, и вдруг ссора.
Глупая, совершенно беспочвенная ссора – но мы были такие уставшие и не способные слышать друг друга! Разлетелись, словно от взрыва: Кир маханул на водительское сиденье, со злостью хлопнув дверцей до звона стекла, а я долго что-то кричала, убегая с его улицы.
… и совсем скоро, когда я, ещё всхлипывая и вытирая покрасневшие глаза, лезла за звонящим в сумочке мобильным:
– Ланцова Валерия Викторовна? Вам необходимо прибыть на опознание.
Он разбился. Сразу и насмерть.
Кирилл, который, казалось, был и будет всегда – сейчас лежал собранный по косточкам, словно мозаика. А вокруг него были эти потрескавшиеся окрашенные стены.
*****
Забирал меня из морга "тмин и кардамон" – у меня так и не получилось вспомнить его имя. Мне неудобно было спрашивать прямо, а после смерти Кирилла потерялся вообще всякий смысл – словно с его смертью завершилось что-то и во мне.
Оба офицерские дети, рано узнавшие самостоятельность, одиночество и безжалостность. Два ребёнка, сбегавшие от семейных разборок, насилия, крика, побоев – мы подкармливали друг друга тайком и делились всем. Когда