2 наверху. Виктор Улин
живу в этом мире, но одно дело спустить шкуру с богатых родителей, которые хотят спасти дебила сына от армии. А другое – наживаться за счет такого же собрата по несчастью.
– На этот счет есть разные мнения, – возразил Куценко. – В прошлом году на приемке были дифуры, помнишь?
– Помню. Вера Сергеевна вилась около меня, ей нужно было протащить куда-то дочку материной подруги, она никак не могла выйти с ними на контакт.
– А я вышел. И за тесты для юрфака Вова Блядин взял с меня сто евро.
Фамилию доцента Владимира Анатольевича Ляндина неприлично переиначили еще в студенческие времена.
Тому были причины.
– Да уж, – Панин вздохнул. – Всегда знал, что дифуры – кафедра говённая, Ильин ее лицо, но не думал, что Блядин до такой степени бляден и жаден.
– Да ерунда, Димка, – Куценко отмахнулся рукой, свободной от руля. – Между нами, девочками, я с той сотни три тысячи поднял.
Помолчав, доцент аккуратно обогнал троллейбус, занявший половину дороги.
– Или даже больше, не помню. В общем, все люди и каждый хочет любить, и солдат и матрос. Так что…
– Федя, про деньги не будем, – отрезал Панин. – Сейчас я тебе помог, завтра ты мне. Так и живем.
– Хорошо, Дима. Решили, сейчас едем к тебе и я твой должник.
– Да ладно тебе, Федя! «Должник – не должник».
– Нет, Дима, я не такой. Ты помнишь еще один анекдот?
– Какой?
– Про то, как отправили пацана в первый раз в первый класс.
– Не помню, Шаляпин, освежи.
– В общем, он ушел в школу. Родители и всякие там бабки-дедки решили устроить торжество. Накрыли стол, поставили торт, сидят, ждут. И вот открывается дверь, заходит первоклассник и говорит…
Перебивая, в кармане Куценкинской рубашки зазвонил телефон.
– Да, – сказал доцент, выловив его и поднеся к уху, немного помолчал, слушая невнятный бубнеж. – Понял, все понял… Все понял, все… Слушай меня… Пусть ничего не делает. Ничего вообще. Сейчас не могу, перезвоню через два часа.
– Кто там? – машинально спросил Панин. – Гагатька?
– Мудакито, – Куценко снисходительно поморщился. – Девчонка, которую репетировал, сегодня получила тройбан, не хватает баллов, он вспомнил про апелляционную комиссию. Хватился, когда поезд ушел.
– Самурай хороший человек, – возразил он. – Это тебе не Вова Блядин.
– А кто спорит? Блядину я бы сказал: «Поздно, Маша, пить боржом» – и повесил трубку. А Самураю…
Сзади кто-то загудел.
–…Не бывает неразрешимых проблем, бывает мало денег…
Их обогнал справа высокий джип с тонированными стеклами.
–…Но и это в принципе разрешимо.
– Шаляпин, ты у нас просто магистр масонской ложи!
– Хочешь жить – умей вертеться, – коротко ответил Куценко.
Дорога пролетела через туннель и пошла под уклон.
– Я не для того столько лет учился – сначала как студент, потом как аспирант – защищал диссертацию,