Запретное чтение. Ребекка Маккаи
И мне совсем не улыбалось оказаться рядом с Гленном в тот момент, когда кто-нибудь наконец ему на это укажет. Впрочем, сам он о моих противоречивых чувствах, похоже, не догадывался и продолжал ослепительно улыбаться и весь вечер старательно не сводил с меня глаз. В детстве я столько раз смотрела “Музыканта”, что с тех пор всегда с подозрением относилась к представителям этой профессии, если с их лица не сходила улыбка. А эта их манера врываться в библиотеку, вальсируя, помахивая своим мошенничьим чемоданчиком и рассуждая о спонтанности? И увещевания, что весь этот чертов городок можно спасти с помощью небольшого везения и хорошего военного оркестра?
Чтобы хоть чем-то заполнить тишину, я чуть было не принялась рассказывать Гленну о сцене, которую закатил мне Иэн, но в последний момент передумала. Если эта история начинает раздражать уже даже Рокки (ведь он знаком с мальчиком, а еще мы работаем вместе), будет ли она интересна тому, кому до Иэна и вовсе нет дела? И кто знает, возможно, из пяти сотен опрометчивых поступков, которые я совершила в ту зиму, – поступков, чреватых тюрьмой, а то и чем похуже, – именно это пьяное и почти случайное решение впоследствии спасло мне жизнь.
10
Идиотизм
В ту зиму, после истории с письмом-оригами, я изо всех сил старалась относиться к Иэну объективно. И думаю, мне не почудилось, что взгляд у него стал скучным и безрадостным и что он стал как-то по-новому переминаться с ноги на ногу, как будто сердито ждал, пока освободится уборная. Иэн всегда был склонен к быстрой смене настроения, но раньше он часто бывал радостным и иногда даже слишком шумно веселился, теперь же ничего такого в нем не осталось. Как-то в начале января я дала ему “В поисках восхитительного”[46], и на следующий день он принес книгу обратно.
– Ерунда какая-то, – сказал он. – Я не стал дочитывать.
Я была потрясена. “В поисках восхитительного” – да мои лучшие читатели проглатывали эту книгу за день и ради нее были готовы пропустить обед, если потребуется!
– Хорошо, что же тебе дать?
– Еще какого-нибудь идиотизма.
– Идиотизма?
– Ну, тут во всех книгах сплошной идиотизм, так что мне все равно. Дайте мне какую-нибудь детсадовскую книгу.
Он втиснулся в одно из пластиковых кресел, предназначенных для трехлеток, и не глядя схватил “Чернику для Салли”[47]. Он стал так быстро перелистывать страницы, что я забеспокоилась, как бы он их не разорвал.
– Это самая умная книга на свете. Просто гениальная. Мне она не по силам. Тьфу.
Он затолкал книгу горизонтально поверх книжек с картинками.
В другой день он кубарем слетел с лестницы, в еще застегнутой куртке.
– Не говорите ей, что я здесь! – прошептал он, пробежал мимо меня и затерялся среди книжных стеллажей. Я видела его лицо не больше секунды, но успела заметить, что он не выглядел испуганным. На ребенка, который просто решил поиграть, это тоже не было похоже. Скорее это смотрелось так, будто он решил быть плохим.
Через
“