Обреченный. Раш Рашидович Хадакан
впечатлениями, он не удержался и снова зашел в сеть, чтобы посмотреть, в онлайне она или нет. Как только он зашел, она тоже появилась в чате – по той же причине, по которой здесь появился он.
Мансур молча наблюдал за ее онлайном, думая, общается она с кем или делает то же самое, что и он, то есть просто следит за ним. Она, понаблюдав немного за его онлайном с теми же мыслями, вышла, но через пару секунд снова появилась. Он начал ей набирать. Увидев это, она вышла из чата, но осталась в сети. Она не хотела, чтобы его сообщение сразу же отметилось как прочитанное, потому что не хотела показать, что она им впечатлена и следит за ним. Специально немного выждав, она открыла его сообщение. Он написал: «Ты все еще здесь?».
– Да, – ответила она. – Но уже выхожу. Тебе не спится?
– Да нет, я тоже уже собираюсь спать. И еще раз добрых снов.
– А может, встретим рассвет, желая друг другу приятных снов? – шутливо спросила она.
– Думаю, – отвечал он, – что дело к тому и идет. Ну все, теперь точно иду спать. Хороших снов.
– И тебе снов приятных.
_________
В начале их более серьезного и интенсивного общения преобладали темы литературные или окололитературные, в процессе обсуждения которых, как это обычно и бывает, произошло незаметное сближение, прошла скованность. И разговор потихоньку стал перетекать к жизненно – личным вопросам, сходя с пути академических тем.
Уже прошел тот сдержанный стиль общения, который бывает на начальном этапе знакомства и который призван нащупать почву на предмет наличие точек общего внутреннего соприкосновения.
Однажды, когда Вика, своим манящим голосом и завораживающей манерой говорить, рассказывала, посредством аудио-сообщения, одну из историй, которая с ней приключилась в Америке, Мансур, продолжая слушать, послал ей смайлик—поцелуй, а потом, следующим сообщением написал: «Это не поцелуй».
– И что же это тогда? – спросила она, улыбаясь.
– Это не трубка, – написал он в ответ.
– Эй, я ничего не понимаю, и оттого чувствую себя глупой. Не развивай во мне этот наихудший из комплексов неполноценности.
– Ну как же? – отвечал Мансур. – Ты не можешь не знать художника—сюрреалиста (к которым ты, в отличие от меня, питаешь особую симпатию) Магритта, написавшего курительную трубку, под которой сделал надпись: «Это не трубка». Ну, типа, не трубка, а всего лишь ее изображение. Вот и я говорю, что это не поцелуй, а всего лишь смайлик, изображающий поцелуй.
– А—а, – сказала она. – Да, конечно! Рене Магритт! Просто я сейчас туго соображаю. Эта картина называется «Вероломство образов». Я обозревала ее в Музее искусств в Лос-Анджелесе, и, более того, посещала отдельно Музей Магритта в Брюсселе.
– А я было уже начал радоваться, что ты не знаешь хотя бы одного известного автора, который пишет всякий бред.
– В видимом бреде иногда может быть сокрыт большой смысл,– ответила она, как будто задетая его словами.
– Тут, мне кажется, дело внушения и широты фантазии самого созерцателя.