Минимум багажа. Мария Малухина
из чашки зеленый чай, Аля ждала, пока окончательно разрядившийся ноутбук проснется и загрузит рабочий стол. В этой случайной квартире она неожиданно почувствовала себя нормально – впервые, пожалуй, за несколько последних месяцев. Но что будет дальше – да хотя бы вечером, когда Сашко придет с работы?
Она не знала, хочет ли она с ним спать, хочет ли провести в этом городе, который она толком не успела разглядеть за вчерашний вечер, несколько дней? Недель? Хочет ли она, едва сбежав от одних отношений, сразу очнуться в некоем подобии других, пусть и всего на пару дней? Или просто пожить у этого беспокоящего ее мальчика пару дней, поспать на кухонном диванчике – он достаточной длины, можно даже вытянуться в полный рост, поболтать с ним о его химии?
То, с какой легкостью он оставил ее у себя дома, давало повод думать, что он не будет против, если она решит остаться.
Компьютер наконец вернулся к жизни. Кликнув на треугольную иконку доступа в Интернет в правом нижнем углу экрана, она обнаружила, что доступ к вайфаю запаролен, и вдруг поняла, что у нее даже нет номера Сашкиного телефона.
Аля решила вернуться в спальню, где на небольшом рабочем столе стоял обтекаемый маковский моноблок. Над столом висели полки, заставленные книгами – непонятные, видимо, химические тома со смутно знакомыми со школы формулами на обложках, руководства по бизнес-администрированию и пара продвинутых учебников английского. На одной из полок перед книжным рядом стояла фотография более чем вековой давности – в углу черно-белого фото стояла дата 1907.
На фотографии белело одноэтажное здание с верандой, укрытой черепичным навесом – судя по вошедшей в кадр белой вывеске со словами «Розово масло», здание было частью фабрики. Перед ним с дюжину людей застыли в вечности в невероятно динамичных для фотографии такой давности позах. Аля привыкла к постановочным фото того времени – в ее семейном альбоме сохранилось несколько портретных пра-пра-карточек, но эта фотография была совсем другой.
С левого края, почти выходя за рамки кадра, замер мальчик лет семи в матросском костюмчике и широкополой соломенной шляпе, его левая рука застыла на полпути к лицу. Казалось, что, если снять фотографию с «паузы», его указательный палец через пару мгновений окажется прямехонько в носу.
Рядом с ним усатый мужчина в белой рубахе и кожаном фартуке льет что-то (то самое розово масло?) из гигантского глиняного кувшина – вот-вот выскользнет из рук! – в деревянную кадку. По другую сторону кадки сутулый грузный мужик в кепке и с сигареткой в зубах – вот она, балканская безмятежность – совсем не спешит помогать своему нагруженному тяжелым кувшином коллеге.
Недалеко от них, в самом центре композиции, вокруг вынесенного на свежий воздух стола – владельцы фабрики, трое мужчин в добротных костюмах-тройках. Один сидит, грустно уставившись на стоящие на столе колбы и склянки – видимо, какой-то дистиллят розового масла, второй смотрит куда-то вдаль, за границы кадра, а третий – немного похожий на Николу