Князь Владимир. Юрий Никитин
по столу карту. Конунг водил корявым пальцем, следуя по возможным дорогам. Владимир вздохнул, выпрямился:
– Вокруг всей Европы!..
– Но путь «из варяг в греки» вам заказан, – напомнил конунг. – Люди Ярополка тебя поймают и посадят на кол либо все-таки отпустят, но сперва привяжут за ноги к пригнутым к земле вершинкам деревьев… А заодно с тобой и Олафа.
– А он при чем?
– Он дурак и тебя не оставит.
– Из него получится хороший конунг, – сказал Владимир. – Таких воины любят. Но если плыть этим кружным путем, то сколько у нас на пути удивительных и богатых стран, городов, портов, таверн? Я могу вытащить Олафа из первой, могу из второй, третьей… Но вся жизнь уйдет на то, чтобы дотащить его до Царьграда!
Конунг хмуро молчал. Тралл принес холодного мяса и пива. Эгиль порезал длинным ножом, молча ел, запивал, разливая пиво на грудь.
– А что предлагаешь ты?
– Рискнуть коротким путем через Русь.
Глаза конунга предостерегающе сощурились.
– В тебе говорит нетерпение. Но так легче потерять голову.
– Конунг, – сказал Владимир тоскливо, – мне волхвы рассказывали, что однажды отец Юлия Цезаря застал его плачущим над книгой о подвигах Александра Великого. Отцу объяснил, что ему уже двадцать лет, а еще ничего не сделано для бессмертия! А ведь Александр, о котором читает, уже в восемнадцать лет вел свои войска завоевывать мир!
– Ну-ну, – подтолкнул конунг.
– Мне сейчас восемнадцать, когда вернусь, будет двадцать. Но и тогда я еще буду так же далек от трона, как и сейчас. Мне в самом деле надо торопиться, конунг! Для чего рождаемся и живем, как не для ярой жизни и славной гибели?
Далеко-далеко зазвучали боевые трубы. Или обоим показалось, в их душах они звучали часто.
Конунг наклонил голову:
– Прости, во мне заговорила слабость. Я шел через огонь и кровь, но сына пытаюсь уберечь! Но он такой же викинг, как и я. Нет, я могу гордиться сыном – он будет великим викингом и станет, может быть, станет… конунгом!
Они шли через леса, переправлялись через реки и озера, обходили болота, пробирались через луга и свободные от леса места, защищали жизнь и калитки от разбойников, при случае грабили сами, жгли дома и посевы, задерживая погоню.
В одной из малых весей Владимир купил двух коней. Олаф все еще не бывал в седле, и Владимир подвел к нему толстую спокойную лошадь:
– Пробуй. Я подержу.
Олаф огляделся по сторонам, прошипел зло:
– Выйдем за околицу.
– Ты чего? – удивился Владимир. Из-за плетней на них смотрели бабы и любопытные детишки. – А-а, соромишься… Ну, разве ты с ними когда-то встретишься?
Олаф сказал еще злее:
– Ты сможешь вывести коней из села?
Но и за околицей Олаф все мялся и, только когда с двух сторон потянулись деревья, надежно отгородив его от веси, сказал нервно:
– Ладно. Только если засмеешься – убью.
Голос его был холодным, а лицо словно окаменело. Владимир отступил на шажок:
– Олаф… В драккаре,