Осенний призрак. Монс Каллентофт
выуживает телефон в кармане куртки из гортекса. Слушает, как дождь стучит по крыше автомобиля, Харри ждет рядом.
На дисплее номер Туве. Что мне сказать ей? Будет ли она огорчена, напугана? Как поговорить с ней, чтобы Харри ничего не понял?
Он все равно поймет, потому что слишком хорошо меня знает.
– Привет, Туве, я знаю, что ты звонила.
В трубке тишина.
– Я знаю, вчера все закончилось так странно, я должна была перезвонить. Но у нас здесь кое-что случилось, пришлось поработать. Папы там нет?
«Я его ударила, я ударила его», – мысленно повторяет про себя Малин.
– Я в школе, – наконец отвечает дочь. Она не огорчена и не напугана, голос звучит почти сердито. – Если ты хочешь поговорить с папой, позвони ему.
– Разумеется, ты в школе. И я могу позвонить ему, если захочу поговорить. Но если ты сегодня вечером приедешь в город, мы вместе поужинаем, хорошо?
Туве вздыхает.
– Я поеду домой, к папе.
– Ну тогда поезжай к папе.
– Да.
Туве опять замолкает. Похоже, она хочет что-то спросить, но что?
– Делай как хочешь, Туве, – соглашается Малин и понимает, что именно этого ей сейчас не стоило говорить. Нужно было сказать что-нибудь вроде: все образуется, я заберу тебя из школы, я хочу крепко обнять тебя, я буду другой, как ты себя чувствуешь, любимая дочь?
– Как ты, мама?
– Как я?
– Ладно. Заканчиваем. Сейчас у меня урок.
– О’кей, пока. Созвонимся позже. Целую.
Дождь стучит по крыше.
Харри смотрит на нее с сочувствием. Он все знает. Почти.
– Ты опять живешь в городе? Я догадался, когда забирал тебя сегодня утром.
– Приятно было вернуться домой.
– Не будь так строга к себе, Малин. Мы всего лишь люди.
Туве заканчивает разговор и оглядывает своих одноклассников, носящихся взад-вперед по коридору школы «Фолькунгаскулан». Она смотрит на высокие потолки и арочные окна, через которые из внешнего, затопленного дождем мира проникает тусклый свет. Какими маленькими и беззащитными кажутся ученики на их фоне!
Ах, мама…
Конечно, она должна была перезвонить. А о возвращении домой, к нам, она, похоже, вообще не думает. И вот злоба снова разрастается у девочки под сердцем и становится невыносимой. Мама говорила коротко и деловито, было ясно, что она хочет объясниться как можно скорее, она даже не спросила, как я себя чувствую, зачем я вообще звонила. Просто она опять хочет пить свой проклятый спирт.
Я знаю, зачем я звонила.
Я хотела, чтобы она вернулась домой, чтобы мы стояли с ней на кухне, обнимались, и я смотрела на нее.
Хватит думать об этом, Туве.
С досады она бьет себя мобильником по голове.
Хватит об этом думать.
Метрах в двадцати от нее трое рослых парней окружили маленького толстого мальчика. Туве знает, кто он. Иракец, с трудом понимающий по-шведски, и этим троим нравится его донимать. Проклятые трусы!
Ей