Ричард Длинные Руки – принц-регент. Гай Юлий Орловский
вовсе…
– Брат паладин, – вскрикнул монах тихонько, – что с вами?
Факел он держит так, чтобы его узнавали сразу, его обязанность проверить все постройки, залы, хоры, кладовые, трапезную, лазарет, закрыть входные ворота, это принято в каждом монастыре не только во избежание поджогов и проникновения воров, но и чтоб не выходили братья монахи.
– Да так, – ответил я, как можно незаметнее переводя дыхание, – я же паладин, ты сам проблеял сие только что… А паладины обязаны совершенствовать умение защищать веру нашу святую и как бы правильную в ряде отношений!..
– А-а, – произнес он с облегчением, но посматривал на меня все еще опасливо, пока я не сунул меч в ножны. – Тяжелая у вас жизнь…
– И не говори, – согласился я. – Постоянно рубить головы, проливать реки крови, одновременно проповедуя милосердие и сострадание… это, скажу тебе, весьма как-то даже лепо зело, а местами не совсем лепо, а то и вовсе нелепо, но зато зело и обло.
Он зябко передернул плечами, боязливо посмотрел по сторонам, одной рукой придержал дверь приоткрытой, выглянул в коридор, как мне показалось, тоже украдкой, закрыл плотно и навалился на нее спиной.
– Брат паладин, – прошептал он, – вы в самом деле хотите попытаться… воспротивиться?
– Отцу Кроссбрину? – спросил я.
Он с досадой отмахнулся.
– Отец Кроссбрин просто напыщенный богослов. Я говорю про эту проклятую звезду Маркус!
Я сказал торопливо:
– Да-да, конечно!..
Он огляделся, сказал шепотом:
– Тогда приходите в полночь к брату Гвальберту Латеранцу. Знаете, где его келья?
– Нет…
– Второй коридор, – прошептал он, – двенадцатая дверь. Запомните, в полночь!
– Умру, но приползу, – пообещал я.
Он тут же отворил дверь и выскользнул в коридор, оставив меня с сильнейшим сердцебиением и тревожным ощущением, что вот едва прибыл, и уже становлюсь участником некоего зловещего заговора.
Дождавшись полуночи, я тихо выбрался из кельи, хотел даже перекинуться незримником, но не получилось, пришлось осторожно пробираться вдоль стен.
Один раз чуть не попался: кто-то шел под дальней стеной зала; я замер, а когда монах исчез, двинулся дальше, крадучись еще осторожнее. Впереди показался второй коридор, я затаил дыхание и пошел вдоль ряда дверей на цыпочках, задерживая дыхание и чувствуя в который раз, насколько же этот Храм огромен.
Понятно, такой не мог бы существовать здесь сам по себе, вокруг на сотни миль только промерзшая земля, покрытая вечным льдом и снегом, однако монастырь – другое дело.
Неутомимые монахи всегда искали и находили для себя места среди диких лесов, непроходимых болот и долин высоко в горах, где тишина, покой и уединение, а уже там корчевали лес, осушали болота, приручали дикий скот и разводили стада.
Собственно, в те времена только монахи этим и занимались, вся Европа после отступления ледников была сплошным болотом, где на отдельных островках прорастал лес, и привести