Ричард Длинные Руки – принц-регент. Гай Юлий Орловский
такие места, сама смотрит с высоты, а до нее не дотянуться вот так сразу.
Я вперил в нее взгляд, стараясь увидеть что-то хоть в запаховом, хоть в тепловом или уловить что-то понятное, знакомое, однако там темнота начинает сгущаться, наливаться зловещей тяжестью, превращаясь в нечто гнетуще темное, злое, коварное, беспощадное и абсолютно чуждое нашему миру.
Странное ощущение, нет леденящего ощущения близкой беды. В прошлый раз пробирало до костей, кровь замерзала в жилах, пальцы сводило холодом, а сейчас почему-то ничего этого нет, а что было в первые мгновения, быстро уходит…
Темнота разрослась, зато обрела объем и даже массу. Я чувствовал ее на расстоянии, нечто безмерно тяжелое, гнетущее, мрачное, словно вобрало в себя все худшее, что можно насобирать в тайниках земли.
Я некоторое время безуспешно всматривался в этот сгусток мрака, взгляд тонет, словно смотрю в бездонный космос, где нет даже звезд, наконец тяжело вздохнул.
– И что?
Темнота не стала темнее, но ее прибавилось. Раньше казалась мне размером с тарелку, теперь уже с поднос. И это не просто тень на потолке и стенах, я впервые увидел и даже ощутил до мурашек по коже пугающий объем.
– Говорить не умеешь, – сказал я с сильно стучащим сердцем. – Тогда как? Танцами, как пчелы? Феромонами, как муравьи?.. Только не тактильно, мы еще не настолько знакомы, чтобы генитально или еще как-то общаться для взаимопонимания народов и демократии…
Тень вроде бы прислушивается к тому, что я несу, а для меня главное – говорить уверенным и усыпляющим голосом, как политики с народом, общими округлыми фразами, в которых звучат привычные слова и потому не настораживают, не заставляют просыпаться, напротив – погружают в еще большую дрему.
Она увеличилась в размерах еще, нависает массивной темной каплей размером с барана и вот-вот вырастет до габаритов коровы.
Я еще раз прислушался к себе уже с пристрастием, никакой угрозы пока нет, а только вроде бы некое смутное любопытство со стороны этого непонятного образования.
В коридоре послышались легкие шаги. Дверь осторожно приоткрылась, брат Жильберт заглянул вполглаза.
– Брат паладин… можно войти?
– Заходи, – сказал я.
Пока переступал порог, я бросил быстрый взгляд на тень, но на том месте уже пусто, оранжевый свет свечей освещает угол ровно и чисто, высвечивая каждую щербинку в камне.
Он перехватил мой взгляд, глаза стали тревожными.
– Что-то стряслось?
– Да как тебе сказать, – ответил я медленно.
– Брат паладин, – воскликнул он с укором, – так и скажите, мы же здесь все братья!
– Садись, – сказал я и указал на скамью. – И держись за стол, а то упадешь.
Он сел, глядя настороженно, спросил шепотом:
– Что-то про эту тварь?
– Ты догадостный, брат, – похвалил я.
– Тогда, – сказал он быстро, – может быть, сказать братьям?
– Только не всем, – ответил я.
– Понял, – сказал