Золотая химера Борджа. Жюльетта Бенцони
Не подавая друг другу рук, мужчины склонились в полупоклоне, чем-то напоминающем японский, и проговорили: «Очень приятно», что было откровенной ложью, которой, однако, неумолимо требует свет. Выпрямившись, Альдо повернулся к Белмону:
– Что вы собираетесь делать? Ждать конца операции?
– Я думаю, что нет смысла сидеть и ждать всем. Я дождусь приговора хирурга, – вступила в разговор Полина. – Хэлен моя горничная, значит, мне и ждать. Поезжайте с Альдо, Джон Огастес. Увидимся вечером в гостинице.
– Не беспокойтесь, я составлю компанию Полине, – объявил неутомимый Оттавио. – Ей не стоит оставаться одной. Особенно… если новости будут неблагоприятными.
Белмон открыл рот, очевидно собираясь что-то сказать, но потом передумал. Ланглуа тоже собрался уходить.
– Я отправляюсь к себе, – сообщил он. – Мой участок рядом, так что при необходимости профессор Оланье меня вызовет. К тому же здесь останется один из моих людей.
Все распрощались. Альдо, желая избавить себя от зрелища сидящей на банкетке парочки – Полины рядом с неаполитанцем, – сразу пошел к двери, взяв Белмона под руку.
– Не знаю, как у вас, но у меня спазмы, – сказал жалобно Джон Огастес. – Мы же с вами так и не пообедали!
– Проблему с обедом мы решим в один миг, вот только заедем на площадь Опера. Мне нужно купить газеты.
Продавец газетного киоска вспомнил даму-иностранку, которая купила у него газету, но вот какую, сказать затруднился.
– У вас найдется по экземпляру каждой? Я имею в виду французские, американские и английские газеты? – спросил Альдо.
– Сейчас посмотрю, подождите. Да, найдется.
– Ну, так дайте мне по одной из всех тех, что у вас есть.
Альдо вернулся к машине с внушительной кипой газет, к немалому удивлению Белмона.
– Неужели вы собираетесь прочесть всю эту литературу?
– В принципе, я обещал отнести их все в полицию, но пока не отнес, взгляну одним глазком.
– А обед? – напомнил Белмон. – Когда вы намереваетесь пообедать?
– Разумеется, до чтения. И к тому же рассчитываю на помощь.
Спустя четверть часа Альдо остановил машину перед особняком де Соммьеров. Когда он с Джоном Огастесом появился, нагруженный кипой газет, План-Крепен проявила к прессе живейший интерес, тогда как интерес маркизы был обращен исключительно на «брата той самой Полины». Брат поклонился ей и поцеловал руку по всем правилам, присущим лучшему обществу, сопровождая знакомство улыбкой, перед которой не устояла бы ни одна богатая вдова, однако маркиза все же устояла.
Рассказ о драме в «Рице» и сообщение, что у мужчин до сих пор маковой росинки во рту не было, окончательно растопили тонкий ледок, неизбежный при первой встрече. Даже Эвлалия, грозная повариха маркизы, которая была страшно недовольна тем, что «господин князь» не приехал во́время и пренебрег ее тефтелями на вертеле по-нантски, сменила гнев на милость, увидев, с каким восторгом «американский жентельмен» уписывает ее омлет с трюфелями, а потом говяжье