Город на холме. Эден Лернер
выбьем из соответствующих органов соответствующую бумажку, раз без этого нельзя. Там бодались с ОВИРом, здесь бодаемся с раввинатом. Но не тут-то было. Получив вожделенную справку, Регина заявила, что теперь-то она наконец начнет учиться и соблюдать по-настоящему и с этой целью поступила в Махон Алту.
− Тебе что, мало унижений?
− Я уже еврейка. А если что-то легко достается, то оно мало ценится. Ты сам говорил.
− Неужели ты сможешь кого-то так же гнобить, как гнобили тебя?
− Мне их жалко, тех, кто меня гнобил. У них было от Всевышнего поручение меня на твердость проверить. Думаешь, им было легко?
При всем желании я не мог представить себе Регину в качестве жены авреха[68] и матери большого семейства. Все, что требуется от этих женщин, – это пахать как вол, ничем не выделяться из толпы и ничего для себя не хотеть. Регина выделялась, не могла не выделяться, не могла перестать быть собой, даже если бы захотела. Как часто бывает с детьми, рожденными в любви, она была ярко выраженно похожа на обоих родителей. В свое время я не испугался леркиной экзотики, яркости, пробивной силы, блестящего интеллекта и острого как бритва языка. Не испугался и ни разу не пожалел об этом. Но там, где главная добродетель женщины − это скромность и незаметность, Регина оказалась в заведомо проигрышной ситуации. В идеально религиозном доме еда готовится сама собой, вещи сами собой стираются и складываются в шкаф, дети сами вырастают праведниками, а хозяйку этого ган эдена не слышно и почти не видно и поинтересоваться, сколько часов в сутки ей удается поспать, считается если не ересью, то уж наверняка дурным тоном. Во всяком случае, так это выглядело в книгах и статьях, которые Регина давала мне читать.
Когда Регину начали сватать, отец в ужасе звонил мне и говорил, что с каждого свидания она приходит заплаканная, ложится лицом к стене и отказывается есть. Когда я выяснил подробности, мне стало уже совсем хреново. Они сватали моей дочери дебилов и психопатов. Ничего лучшего она, по их мнению, не заслуживает. Я понял, что без моей помощи Регине не вырваться из этой ситуации и записался на прием к директрисе Махон Алты. Вместе с ней в кабинете сидел один из учителей-мужчин, так как принимать меня наедине она не могла. Я начал вежливо:
− Мне кажется, что у Малки не все гладко идет со сватовством. У вас есть какие-нибудь соображения по этому поводу? Мне, как отцу, очень важно знать ваше мнение.
Туфта, конечно. Я уже знаю ее мнение и знаю, насколько оно для Регины оскорбительно.
− Ну вы же понимаете… Не в каждой семье захотят в качестве невестки гиорет[69]… Да еще с таким лицом…
− С каким? – сделал я невинные глаза.
Это директрисе не понравилось.
− Послушайте, адони[70]. Надо было думать когда вы решили делать с нееврейкой то, от чего получаются дети. Вы сами создали этот
Аврех (ивр.) – мужчина, посвящающий весь день изучению Торы. В том числе и после свадьбы.
Гиорет (ивр.) – женщина, прошедшая гиюр и принявшая иудаизм, прозелитка.
Адони (ивр.) – вежливая общеупотребительная форма обращения к мужчине, господин.