Веха. Владимир Павлович Песня
посоветовал бы денёк ещё переждать, авось и спадёт морозец! – снова произнёс отец, снимая тулуп с плеч.
Затем, устроившись на своём месте за столом, он добавил. – Я сейчас еду в колхоз, могу немного подвезти, да и дорогу показать, как идти, но вообще-то дальше начинаются леса, а там стаи волков. Зима не лучший период для таких путешествий!
– Спасибо вам, люди добрые! – вновь произнесла Марфа и, горько усмехнувшись, добавила. – Ничего я уже не боюсь, после того, как трое моих деток и муж умерли от голода. Как Господь распорядится, так и будет!
Больше никто не пытался её переубедить. Мать подлаживала им еду, налила по большой миске горячих щей, рядом стояла большая миска с целой картошкой и обширной сковородой, на которой дымились шкварки сала, залитые яичницей. Пока они ели, она собрала им приличный узелок и, устроившись на лавке возле окна, вздыхала, наблюдая за этими несчастными людьми, которые добровольно шли на свою смерть. А там кто его знает! Может как раз они и убегали от смерти, ведь прошли же уже больше сотни километров, как Марфа сама и сказала, хотя так и не сказала откуда они идут.
Через полчаса, поблагодарив всех за приём, за хлеб и соль, мать с дочерью вышли из дома, где их поджидал отец, сидя в санях, придерживая кобылу, которая не желала стоять на месте. Я оделся и тоже вышел следом за ними вместе с матерью и Дусей. Снега подсыпало, но не много, хотя с вечера сильно вьюжило.
– Так откуда вы топаете, Марфа? – спросила мать, когда те уселись в санях.
– Господи! Да я же уже вам говорила, что скажуще! – произнесла она и слегка улыбнулась. – Это недалеко от Клинцов, километрах в пяти от города.
– Ну, так почему ты всё говоришь, что ещё скажешь, откуда идёте? – удивлённо спросила мать, недоумённо посматривая на женщину.
– Господи! А я-то думаю, почему вы всё спрашиваете? – улыбнувшись, произнесла Марфа. – Да деревня такая под Клинцами, Кажушье называется, вот я и отвечаю вам скажуще!
Наконец-то до нас дошло и мы, невольно все засмеялись. Через пару минут отец тронул кобылу, и сани плавно выскользнули за ворота. Больше мы их не видели.
Вечером, когда приехал отец, он сказал, что подвёз их до соседней деревни, которая лежала на их пути, там и оставил, а сам вернулся в Беловск, где и пробыл почти до вечера. Вася тоже был там, а вечером они оба и вернулись.
В начале марта мы уже сами почувствовали, что такое недоедать. Когда чего-то не хватает, особенно хлеба, ты уже не можешь наесться. Постоянное чувство голода мешает даже спать. К этому времени у нас почти закончилась мука, картошка тоже была на исходе, оставалось только пару мешков, кроме сеянки. Но, а так, как сеянку никто доставать из ямы не будет, то приходилось экономить. До нового урожая ещё было далеко, и что делать, никто не знал. Отец ходил хмурым и злым, если кто начинал хныкать, он лупил вожжами, висящими возле косяка дверей.
Плохо, что заканчивалось сало, и птица. В заначке оставалось немного мяса, пересоленного вместе с салом, но его мать берегла на пасху.
В других семьях