Чёрные апостолы. Татьяна Александровна Рубцова
из соломы, выжженные картины. То там, то тут стояли статуэтки из гипса, вырезанные из полена фигурки: ну, в общем, выставка-распродажа народных умельцев, полу-деревня, полу-Бродвей. В кадках росли лимоны, китайские розы, финиковые пальмы и еще что-то зеленое, и тропическое.
Я сидел, ел и немножко косил в сторону, где на скамье расположились Андрей и его черные апостолы. Правда, сейчас они были не черные, а джинсово-синие и серые. Рыжий мужик, которого и вправду звали Петром, поймал один из моих взглядов, и, хотя я сейчас же потупился, сам стал разглядывать меня, а потом, ухмыляясь, зашептал что-то на ухо Андрею.
Разносили кашу, и чтобы показать обществу, что камень за пазухой не держу, я стал разговаривать с Настей.
– А вы что тут из одной деревни? – ляпнул я, чтобы хоть что-то сказать.
– Почему вы так думаете? – слегка засмеявшись, удивилась она.
– Ну, это, не знаю. Вас же тут много.
– Это еще не все. Тех, кого не посвятили, проходят очищение.
– Чистят картошку? Как в армии?
– Нет, – вмешался поэт-художник. – У нас тут любой труд – радость. Они сейчас на полях, наедине с собой.
– Собирают картошку, – закончила молодая женщина, сидевшая напротив, серая и бесцветная.
– Труд приятен. Смысл в изоляции.
Ого, как бы они и меня не изолировали на полевые работы.
– Только трудясь и созерцая, человек познает себя, а через себя самого, как через призму, высшее начало всего сущего. Это вечный мотив смысла жизни и бытия, и таинства натуры.
– Идемте, – шепнула мне Настя, потому что кашу мы уже доели. – Сладкое я принесу туда. А то он заговорит вас до смерти.
Я согласился.
– Только вдали от шума и чужого влияния можно осознать…
Я быстро вылез из-за стола, перешагнул через скамью и, легонько подталкиваемый Настей, пошел к выходу. Сквозь звон посуды и человеческий гул я уловил глухое ворчание и обернулся. Рембо, грызший кость у ног Андрея, поднял голову и ощерился, вздыбливая шерсть.
– Рембо!
Шерсть тут же опала, уши опустились, и волк согнулся к своей кости.
– Почему-то Рембо невзлюбил вас, – сказала Настя, когда мы шли через поляну.
– Да, друзьями нас не назовешь.
– Ничего, привыкнет. Это я нашла его в лесу, представляете.
– И не побоялись?
– Что вы, он же тогда был маленький.
– Ну, ты бы и взрослого медведя мигом приручила.
– Почему?
– Ты милая.
Настя снова засмеялась, но уже от смущения.
– Это комплимент?
– Вроде.
Мы вошли в мою палату.
– Подождите, я сейчас.
Она взяла алюминиевую чашку из тумбочки и банку из шкафа и быстро пошла обратно, а я, как был, в фуфайке, сел на свою постель и закурил.
Настя, страшно запыхавшись, вбежала в комнату. Чашка ее была полна пирожков, а банка – компота.
– Садитесь, пока все теплое. Слоеное тесто быстрого приготовления. Вкуснятина.
– Ваш повар – блеск.
– Это