Времена Амирана. Книга 5: Выстрел. Сергей Голубев
ССР, вообще взявшая себе это изречение в качестве девиза. Все страны, весь мир, весь порядок – все это покоилось на этом надежном фундаменте. И всем было хорошо. Во всяком случае, уж ему-то, Диксону, грех было жаловаться на жизнь. И вот вам!..
Недавние откровения барона Рупшильта явились для Диксона чем-то сродни землетрясению, а может быть – урагану… смерчу, тайфуну, удару молнии – да с чем угодно можно сравнить то, что наделали произнесенные в порыве откровенности слова, вынесшие на поверхность те тайные помыслы хозяина, о которых до сей поры никто и не подозревал.
Во имя лучшего сломать, уничтожить то, что есть сейчас! На обломках существующего построить новый, чудесный, сверкающий мир. Вот только – а будет ли в этом мире место для него, для Диксона? Потому что такие, как он только и нужны в силу несовершенства существующего порядка вещей. Любая защита востребована только в случае опасности. Нет ее, нечего бояться – зачем защита? На прогулке в парке под ласковым солнцем среди порхающих бабочек и пения птиц панцирь – нелепый, ненужный и смешной груз! И этим панцирем будет он, Диксон, ни для чего больше не приспособленный, как только бороться с опасностями и трудностями.
Диксон по своей натуре не был предателем, но, поставленный перед выбором – предать хозяина или предать саму основу существующего миропорядка и, в конечном итоге, самого себя, вынужден был этот выбор сделать. И он оказался не в пользу барона.
Помнится тогда, вскоре после того памятного разговора, когда Диксон ходил, словно оглушенный, у него состоялась встреча с отцом барона, старым Цадкиным. Навряд ли случайная, но это и неважно. Главное то, что сказал ему старик.
– Мой сын рехнулся, – сказал он, – с этим надо что-то делать.
– Может быть, это так? Разговоры? Настроение?.. – слабая надежда еще теплилась в душе Диксона. Все пройдет, забудется и будет, как было.
– Нет, – спокойно отмел его надежды старик, – и ты будешь тем, кто вынужден будет делать это.
– Я не хочу.
– А куда ты денешься? – В голосе старого Цадкина было столько безнадежной уверенности, что Диксон не нашел, что возразить. И правда ведь, будет. Потому что есть сегодня, есть завтра и есть послезавтра. И сегодня важнее завтрашнего дня, и уж тем более – послезавтрашнего.
– Тебе прикажут, и ты будешь, – продолжал между тем старик, – будешь действовать как всегда четко и профессионально, будешь делать все, что должен, и что можешь. Значит нужно, чтобы кто-то помешал тебе, действуя независимо от тебя.
– Служба?
– Естественно.
– А может, просто?.. – И Диксон, не договорив, вопросительно взглянул на старика. Произносить мысль вслух он побоялся, все же речь шла о сыне этого человека. Но Цадкин, как всегда, оказался на высоте. С ним можно было вот так.
– Нет! – Качнул головой на тщедушной шее старик. – Я думал об этом. На нем слишком много завязано. Это и хорошо, и плохо. Но это так. И если нашего барона взять и выдернуть, как больной зуб, все может рухнуть. В его руках и деньги