Публицистический интим. Александр Дунаенко
у нас в стране часто любят на жизнь жаловаться. А – вот я, пенсионер, а материальный достаток позволил мне блины за три дня до масленичной недели начать кушать!
Такое себе при царской России не могли позволить даже самые, что ни на есть богачи. Ждали понедельника…
Сегодня снова пятница.
Масленичная неделя к концу.
А я на эти блины уже смотреть не могу…
К Дню святого Валентина
В пятнадцать лет мне страшно повезло: у меня появился друг. В нашем совхозе найти товарища по интересам было довольно трудно, а с Витей Вагнером у меня всё совпадало вплоть до иронических рассуждений на самые разные темы.
В наши годы, нас, конечно, интересовали не только литература и раздолбанные мотоциклы «Ковровец». Глаза всё чаще задерживались на девчонках с их тайнами, которые непременно хотелось разгадать.
Само собой, нам с Витей интересно было поговорить ПРО ЭТО, которое обязательно должно происходить при разгадывании девичьих загадок.
Я знал больше.
Потому что у меня мама была фельдшером, и мы с Наташкой Ильичёвой, ещё в пять лет, под столом в медпункте листали «Акушерство», которое написала убийца Ленина Каплан.
Ещё мама давала мне почитать брошюрку «Половое воспитание» которую я изучил уже давно, как только в медпункт поступили всякие новые брошюрки про коклюш и грипп. Где как-то случайно завалялась и эта – «про эротику».
Ясен перец, что в наших с Витей разговорах, я играл первую скрипку. Я ему так и говорил: – Спрашивай, Витя! В теории я всё знаю. Только сам никогда не пробовал. Ну, и он тоже теоретически много чего мог наговорить. Сам Герберт Уэллс бы позавидовал. У меня – литература. У него в основном – слухи: «Мужики рассказывали».
Ну, потом каждый из нас ознакомился и с практической стороной вопроса, что оказалось довольно просто. Это – как на велосипеде: сел – и поехал!
И вот настал в жизни период, о котором в фильме «Отцы и деды» было сказано коротко: «Мне, дед, ещё нельзя. А тебе – уже нельзя».
Ну, пусть ещё не совсем настал, но уже не за горами.
И тут мне вспомнились наши с другом юности моей, с Витей, политзанятия.
Похоже всё это.
Почти то же самое: одни разговоры, без практики.
Но у нас, у стариков, уже есть опыт, друг не только всяких наших ошибок, но и радостей. И так теперь, собравшись где-нибудь у подъезда, на лавочке, можно порассуждать ОБ ЭТОМ, уже прислушиваясь к внутреннему голосу опыта. И разговоры носят вполне предметный характер. Все уже много чего понимают, и тугими своими ушами многое понимают между строк. И то, что между строк – оно согревает, придаёт самой беседе ощущение какого-то эротического действа. Уже недоступного, но живо вспыхивающего в воображении…
И на самые разные темы теперь можно поговорить с девчонками-ровесницами. Потому что, когда тебе уже далеко «за», то всякий старичок или старушка делается тебе, как будто, родственником. Уже