Чертог. Александр Владиславович Мугинов
балке.
− Так нельзя, − попытался вставить Майлз.
− Еще как можно. А если ты дальше своего беззаботного розового детства не видишь и не хочешь видеть, то мне плевать. Наши жизни вот-вот разойдутся, и каждый самостоятельно начнет строить идеалы. Для тебя это дом, для меня – я сам.
− Один человек в моей семье говорил: «Несчастен тот, кому некуда пойти».
− Я пойду в трактир и уж точно несчастным не буду, хе-хе.
− Как же. Эти трактиры до добра не доведут.
− Я мог бы поддержать дискуссию на тему, что есть добро, но как-то лень. Сейчас было бы неплохо поесть. У тебя деньги остались?
Габриэль встал с травы и неуклюже потянулся, разглаживая складки на спине куртки.
− Остались, − протянул Майлз, не спуская с него глаз.
− В таком случае, что мы тут еще делаем? Айда в «Ржавую пику».
Грайвер переменился в лице.
− Только не туда!
− Ну как хочешь, тогда сам веди, − Габриэль помог другу встать и усердно отряхнул его от приставшей травы и комочков грязи, − а что до нашего сегодняшнего разговора, то забудь его. Не тебе надлежит слушать мои байки, не мне раздавать советы. Хотя один я все же выскажу: живи, так, чтобы счастливо, а где и с кем, это сам решай. Мне же будет лучше одному и все тут.
− А, дьявол! – вскинул голову Майлз, и провел руками вдоль щек, вытягивая лицо, − я не сходил за мясом и не принес дров.
Габриэль прыснул и согнулся пополам.
− Как хорошо в общежитии, друг мой! Кончай вредничать и снимать комнату у горожан. Присоединяйся к нашему дружному братству.
− Нет уж, спасибо. Наслышан я о тамошних порядках. Пусть обязанностей у меня больше, зато вещи на месте и в своем положенном виде.
− Хорош языком молотить, живот в предсмертных муках корчится.
− Только без алкоголя.
− Даже пиво нельзя?
− Водой перебьешься.
− Эй, у меня организм не переносит чистую воду!
− Значит, молока выпьешь.
−Хороший ты все-таки человечище, Майлз! Все были бы такими друзьями, из меня, глядишь, и толк бы вышел. Поедим, а потом дров тебе найдем столько, что хозяина дома засыплем до макушки.
4
Город дремлющих шпилей.
Туман с Темзы окутал крыши ранним утром, призрачной дымкой колыхаясь на сапфировом фоне. Заиндевелые стены дожидались первых всполохов колеса, готовые в любое мгновенье скинуть ледяной покров. Воздух застыл в полном безветрии и лишь раздавались приглушенные шаркающие звуки. Источником этих звуков были крепкие ноги Габриэля, шагающего по застывшей от холода дорожной грязи. Хребты колеи больно впивались в ступню, отчего юноше приходилось резко перескакивать на другой бугор или на относительно плоский массив камня. Истоптанное и изъезженное за день месиво, ночью превратилось в миниатюрный лабиринт, углубления которого были затянуты белесой кисеей.
В глубине души Майлз не был рад визиту друга. Объяснения этому стоило искать либо в факте его угнетенного сонного состояния, либо в терзающем