Боль свободы. Владимир Игоревич Саяпин
что-то есть, полоска холмов, или, может, гуща леса. В любом случае, так далеко сейчас при всем желании не получится добраться.
Позади едва удается разглядеть черты мощных, толстых древесных стволов. За плотными рядами бледной травы, за большими листами незнакомых растений, за густыми зарослями ничего разглядеть нельзя, но вот в узкие просветы слегка раскачивающихся листьев, взгляд успевает заметить большие, высокие стволы растений, и мозг тут же подсказывает, что в той стороне непременно должны найтись сухие, упавшие на землю ветви.
Нужно сделать шину и костыль первым же делом, а иначе не удастся даже отыскать воды. Причем, костыль нужно отыскать даже раньше, чтобы иметь возможность пройти хотя бы несколько метров. Самое трудное сейчас двинуться с места, ведь ползти ни на спине, ни на животе нельзя, а иначе вправленная нога, еще не уставшая ныть от боли, снова повредится, кость вновь может сдвинуться, и придется заново ставить ее на место.
Хотя и размышлять долго, искать ответ и разгадывать загадки пробудившийся жаждой жизни ум не желает, и тут же подбрасывает сознанию простой и очевидный ответ. Рука сразу тянется в сторону, чтобы вырвать лист, положить на него ногу и, медленно продвигаясь, тянуть лист за собой, чтобы хоть как-то уберечь еще не зажившую ногу от новых травм.
Только вот ствол листа оказывается на удивление прочным. Даже на миг охватывает замешательство, отвлекающее от боли, пусть и немного, но затем тут же появляется неприятное чувство в боку. Сознание будто бы из глубокого сна, не проявляя себя, как таинственный кукловод, подсказывает ответы. Армейский нож так неприятно давил в бок на протяжении всего полета, да и сейчас неудобно оттягивает пояс, хотя прежде, за чувством боли, внимание не желало послать в сторону армейского ножа хотя бы беглый, ленивый взгляд.
Да сейчас это и не важно. Удивительно, каким странным бывает сознание, но отвлеченно рассуждать об этом нет времени. Рука тут же открепляет нож, плотно схваченный магнитом, слабеющим от нажатия по кнопке, тянется к стволу, держащему широкий, большой лист, срезает его неожиданно легко всего одним ударом, и лист тут же сваливается рядом на землю, а нож снова отправляется на пояс.
Осторожность забывается лишь на миг, когда внимание не может разгадать опасность, рука тянется за листом, и ладонь торопливо хватается за самый кончик обрубленного ствола. Влага сочного растения, стекающая на ладонь, не успевает прохладой мокрого прикосновения растительной жижи обласкать кожу, а вместо этого ладонь тут же обжигает кипятком.
– Ай! – вырывается хриплый голос из пересохшего горла.
Больно стягивает ладонь, и взгляд тут же желает распознать причину этого чувства. Да только что он может увидеть? Кожа ладони быстро краснеет, продолжает гореть от обжигающего прикосновения сока из отрубленного растения, но непонимающий взгляд лишь таращится на ладонь со злостью, рожденную в недоумении.
Вместо яростного ругательства, не выходит сказать ничего.