Так они жили. Елена Ильина-Пожарская
выбьешь, и мы идем пешком.
– И надо все с жердочки на жердочку, – поясняла Надя, – а с обеих сторон точно гладкая полянка и травка зеленая, а если ступишь, тут тебе и конец… Сейчас провалишься, только пузыри пойдут.
– Монастырский бык провалился в прошлом году, когда мы были, – перебил ее Гриша. – Пастух говорит: только он туда ступил, а оттуда лапы зеленые… бык-то кричит как человек. Болотный черт захватил, – шепотом прибавил мальчик.
– Какие глупости, Гриша, никаких болотных чертей не бывает, все это пустяки, – возразила Женя, улыбаясь.
– Ишь, какая разумница, все-то знает, – с обидой в голосе проговорила нянька, – ну, да у вас, у господ, известно, и лешего нет, и домового…
– Да конечно же нет, няня.
– Уж это ты мне, матушка, и не говори… И грешить с тобой не стану. Как же это лешего нет, коли его мой тятя всю ночь видел?
– А я домового сама видела, – вмешалась Ариша, – навалился на меня, думала, задушит… Черный, косматый…
Когда Женя видела, что ей всех не переспорить, она умолкала, выражая свое несогласие лишь презрительным пожиманием плеч и улыбкой, что возмущало говорящих больше, чем самый горячий протест.
– А рожу кривить нечего, – сердилась нянька, – и на няньку фыркать грех…
Накануне отъезда к бабушке отец Жени получил давно ожидаемую отставку, но без генеральского чина, на который он по праву рассчитывал. Это привело его в очень дурное настроение, и весь дом это чувствовал. Все ходили чуть не на цыпочках, и сборы в Андроново были совсем не такие шумные и веселые, как всегда.
Выехали в двух экипажах, а люди[3], кроме няньки и двух лакеев, ехавших с господами, были отправлены вперед.
Подъехав к болоту, все вышли. Мать, ехавшая с отцом в карете впереди, совсем устала и ослабела от дороги, и отец повел ее под руку, а дети с нянькой и немкой побежали вперед. Экипажи должны были шагом проехать болото и остановиться у Трех Крестов, где дорога становилась сносной и можно было ехать до монастыря, хотя шагом.
В полуверсте за Тремя Крестами, под которыми когда-то были зарыты убитые на болоте купцы, находился постоялый двор, где продавали потихоньку и водку.
Кучер и лакеи решили доехать до постоялого и угоститься у старого Потапыча, рассчитывая, что успеют вернуться до прихода господ. Они видели, что барыня шла с трудом, а дети бы их не выдали, если упросить нянюшку.
Но расчет оказался неверным. На западе заметили тучи, и Ольга Петровна, боявшаяся грозы больше всего на свете, собрала все свои силы и шла непривычно скорым для нее шагом. Экипажей на месте не оказалось, и отец пришел в страшную ярость.
– Негодяи, я им покажу! К Потапычу, водку лакать отправились, – кричал он, сердито шагая вперед, причем измученная Ольга Петровна насилу за ним поспевала.
– Не расслышали, может быть, батюшка, – вздумала вступиться нянька.
– Молчать! Старая потатчица! Не расслышали… Я им уши-то прочищу!
– Эх, грехи, грехи, – шептала старуха, – и чего, окаянные, замешкались. Ну, теперь
Имеются в виду слуги, дворня.