Золотой человек. Мор Йокаи
мне, и украсть у меня вроде бы нечего. Когда ты назвал имя твоего судовладельца, я страшно обрадовался, ведь Атанас Бразович доводится мне родственником: мать Тимеи – родом гречанка – из их семьи. Я не раз оказывал добрые услуги этому человеку и теперь прошу его отплатить мне тем же. Аллах велик и мудр, и от судьбы не уйдешь. Ты, вероятно, догадался, что я – беглец, хотя и не знал, злоумышленник ли перед тобою или политический беженец; но ты как капитан судна выполнил свой долг по отношению к вверенному тебе путнику и помог мне спастись. Чудом удалось нам пробраться через скалы и водовороты Железных Ворот; дерзко ускользнули мы от преследовавшей нас канонерки; играючи миновали карантин и досмотр в Оршове, и когда все эти великие трудности оказались позади, я споткнулся о соломинку, и теперь мне одна дорога, в могилу.
Человек, который вчера вслед за нами появился на острове, – шпион турецкого правительства. Я его знаю, да и он наверняка меня узнал. Никому не удалось напасть на мой след, а эта ищейка вынюхала. Теперь можно не сомневаться, что уже у Панчева меня поджидают… Не перебивай, я знаю, что ты хочешь сказать. Там, мол, уже венгерская территория, и ни одно правительство не выдаст другому политического беженца. Да только меня будут преследовать не как политического беженца, а как жулика. Конечно, это неправда. Я взял с собой лишь то, что мне принадлежало, и если у государства есть ко мне какие претензии, – я оставил в Галаце двадцать семь домов, пусть пользуются. Но ведь меня все равно обвинят в том, что я – вор, похитил деньги из казны, а беглых воров даже Австрия обычно выдает Турции, если турецким ищейкам удается их выследить. Этот человек меня опознал, и теперь мне конец.
На пожелтелом лбу турка выступили крупные капли пота. Лицо сделалось восковое.
– Дай промочить горло, трудно говорить. Мне еще многое нужно тебе сказать.
Самому мне не спастись, но своей смертью я спасу дочь и ее имущество. Так было угодно Аллаху, а кто дерзнет ускользнуть из-под сени его?
Поклянись своей верой и честью, что выполнишь то, о чем я тебя попрошу.
Прежде всего, когда я умру, не хорони меня нигде на берегу. Да и негоже мусульманину желать, чтобы его хоронили по-христиански. Схорони меня по флотскому обычаю: вели зашить в парусину и привязать к голове и ногам камни потяжелее, а в самом глубоком месте Дуная опустить в воду. Поступи со мною так, сын мой.
А затем так же бережно доведи судно до Комарома и как следует позаботься о Тимее.
Здесь, в ларце, мои наличные деньги – всего тысяча золотых. Остальное богатство мое – в мешках, вложено в пшеницу. На столе я оставил записку, ты спрячь ее у себя; в ней я подтверждаю, во-первых, что переел арбузов, подцепил дизентерию и по этой причине умираю, а во-вторых, что вся моя наличность – тысяча золотых! Не хочу, чтобы тебя обвинили, будто ты довел меня до смерти либо богатством моим поживился.
Тебе я ничего не дарю. Ты поступаешь по доброте сердца, и за то вознаградит тебя твой Бог. Лучшего должника тебе и не сыскать.
А