Свет на теневую сторону. Людмила Федоровна Шалина
и пошла проверять на вешалке за дверью одежду сына:
– Даже техасы не можешь постирать супругу, – все задубели.
Обнаружив все оплошности невестки, вернулась в комнату:
– И ничего тебе не скажи. Уж и с дядей ему теперь не выпей, и навес на балконе не нужен – пусть размывает балкон! –…Обвалится на кого-нибудь.
На вас и обвалится, – смолчав, зловеще заскрипела рейкой.
– …И друзей не пригласи. А с этими муж-чинами, что ушли, даже чаю с мёдом не попив, Юра расписывать будет, – надо понимать. Так теперь везде – не подмажешь, не поедет. Иногда и принять надо…– Серафима Яковлевна отбрасывала костяшки фактов и неполадок в доме тихо и энергично, как на бухгалтерских счётах.
– А жен-чины теперь такие – все успевать должны. Прислуги нету, на перинах не спим. Надо самой быть попроще да помужественней, – не молчать, тогда и муж выпивать помень-че станет…
Серафима Яковлевна продолжала по-родственному сидеть подле Веры, соображая, чем бы ещё супругам помочь. Не умела она сказать толком о том, что сама понимала по материнскому делу:
– …А подушки ему две клади – он любит. От мягкого тоже любовь в доме.
Не получив от невестки ответа ни на один вопрос, пошла к сыну.
– И кровать толком-то забрать ему не может, – уговаривая и укладывая Юру спать. Вернулась высказать снохе последнюю боль.
– Ты потому и замуж за него пошла, что у него карман толстый, – и похлопала себя по бедру. – А нет должного уважения к мужчине, нет и счастья. – Вернулась в кухню и налила себе холодной воды из-под крана!
Одеваясь в передней, все же напомнила:
– Сегодня опять ковры давали. У меня там одна жен-чина знакомая работает…
Юра, нетвёрдый в ногах, неожиданно возник из-за своей двери в трусах и майке с рюмкою в руках и обнял Веру за плечи, чтоб мать видела семейную сцену:
– А что жена, счастья в доме от тебя все равно не дождешься, давай хоть прибарахлимся. Получу деньги за «Космос», да ковер купим! – поцеловал её в щеку и осушил хрустальную рюмочку, которую налил недавно Вере. (А рюмка весь вечер так и стояла нетронутой, как для неживого человека).
– За твое здоровье, ма, и за Веркин успех!
– Не Верка, а Вера, – это ещё что за обращение? – поправила мать.
– Заходите, – сказала Вера на прощание свекрови, – будем рады.
– Мне приглашение не нужно – не к тебе хожу, – выдерживала мать достойную линию. – Мы люди простые, хоть и не рабочие. Но у нас в семье всё по-простому да по-доброму, без подковырок. И на уме друг против друга плохого ничего не держим.
– Ма, заходи чаще, не боись! …Я сам Верку боюсь. Мы революций делать здесь не будем, и тебя, Сима, в обиду не дадим, – похлопав мать по плечу.
Серафима Яковлевна запрятала под вешалку свои тапочки и спускалась по лестнице с чувством исполненного долга.
22. Слоны-живописцы.
Как только закрылась за матерью дверь, Вера отпала на диван и схватила одну из книжек, что накидал сегодня Юра, готовый запрячь себя в телегу «Космоса».
Вернулась к