Свет на теневую сторону. Людмила Федоровна Шалина
нас не брали. Муж мою сестру Ольгу до сих пор барством попрекает. А ей семи лет не было, когда революция свершилась. Девушкой поступила в ГИТИС на искусствоведческое отделение. Со второго курса её отчислили, обнаружив в анкете, что Ольга Николаевна Могилко дворянского происхождения. Брат Володя разыскал в архивах родословную, род наш по линии отца пошёл от митрополита Петра Симеоновича Могилы – деятеля украинской культуры. Он покровительствовал писателям, художникам, книгопечатанию.
Вера, притихнув, прислонилась к Аниным коленям.
– Анна Николаевна, вы потому не белоручка, что вас жизнь обломала.
– Полина, ветер в доме нашего детства свистел на четыре стороны! По нескольку раз на день город брали то белые, то красные, – сначала полки богунцев, потом таращанцев. Папа ушёл в белую армию, пропал без вести. В гараже у Володи мотоцикл стоял. Кто-то карбид оттуда выбросил, он шипит в снегу, воняет. Думали, что это мы так подстроили… Утром перед окнами дома покойник на дереве качался, – наш младший Коля. Семнадцать лет ему исполнилось. Солдаты не давали снять. Ворвались в дом, стекла прикладами перебили, диваны штыками пропороли, библиотеку на пол разбросали. Стали фотографии топтать. Один из них, – руки в боки, – сапогом прихлопывает: «А эту нам дадите?» Взяли под руки Катюшу, ей пятнадцати лет ещё не было, насиловать повели. Катя вырвалась, убежала. Потом нас девочек и маму садовник к себе припрятал. После ухода бандитов старшеклассницы полы в гимназии от кровавых луж и мозгов оттирали…
Мелодичную четверть пробили напольные часы. Пришёл Василий Степанович высокий, в лохматой шапке, совсем ещё не старый человек.
– Здравствуй, Полина. Почему твой Леонид Игнатич на работе сегодня не был?! Хоть прежние порядки заводи – штрафами да розгами. Строгача ему завтра всыплю!
– Приболел. Ничего не ест третий день…
– Ещё раз прогул – пусть увольняется!
Полина спрятала банку с кроликом и заторопилась уйти.
– А что Аня, не заходил к нам сегодня дед Мороз?
– Сама давно его кличу.
– Только что в сумерках на улице его повстречал, запоздал маленько. Делов-то у него – сама знаешь. Ну-ка, Вера, сбегай на крыльцо, может, что оставил нам?
– Валенки! Белые, пребелые! – запела девочка, возвращаясь с валенками в дом.
– Пошли дорожки чистить.
– Ура!
…В хорошую погоду Вера отправлялась за околицу. Сверкала снежная равнина. От Аниного дома вился слабенький дымок, как от парохода в океане. Аня, душечка, можно мне туда? Начало смеркаться. И скорее побежала вдаль, желая успеть до темноты вытерпеть всю эту необъятность…
Сумерки густели быстро. Уже, не отделяя земли от неба, она запела одними гласными, высоко и звонко, сочиняя на ходу синкопы, продолжала петь.
Впереди мелькнул заяц. Подобрал под себя ноги и прислушался. Она запела тише, чтобы заяц был ей рад. Небо заметалось быстрыми снежинками и обвалилось снегопадом.
Сквозь обильный снег мелькнул краешек луны. Кто-то позвал: «Вера, Ве-ра!» – Не успела открыть глаза, как дядя Вася уже подхватил её на руки и понёс.
Когда